всякий случай, а в этот раз, как назло, не взял. Нет-нет, мне все-таки крупно не везет: если бы тогда не отлетела сера, если бы в коробке была еще хоть одна спичка, я зажег бы конфорку, подогрел бы чай, выпил бы да и пошел себе спать… А следы! — восклицал он с хорошо разыгранным удивлением. — Куда могли подеваться следы? Уму непостижимо! Я же брался за ручки, значит, должны были остаться следы, отпечатки пальцев, правильно я говорю? Куда же они делись? — И Красильников смотрел на меня с наивным удивлением, словно следы с ручек стер не он, а я.
В следующий раз высказался о Волонтире:
— Не думаю, что Георгий Васильевич большая потеря для общества. Суд должен учесть, что он был одинок, а у меня все-таки семья и несовершеннолетний ребенок, которого надо воспитывать… Это, конечно, не значит, что я не раскаиваюсь и мне его не жалко. Нет. Я виноват в его смерти и каюсь. Но справедливость требует, чтобы вы учитывали и личность потерпевшего… — Убитого им Волонтира Красильников тактично называл потерпевшим. — Жора был далеко не идеальным человеком. Вы, к примеру, знаете, что время от времени у него случались запои? Несколько раз в году он напивался прямо-таки до бесчувственного состояния, и это могло длиться неделю, а то и больше. Не представляю, что могло меня с ним связывать, ведь ничего общего… Я вот думаю: может, спаивал он меня специально?.. — Красильников понял, что хватил лишку, и поспешил вернуться к более безопасной теме: — Другой на его месте тысячу раз проснулся бы и почувствовал запах газа, а он… Согласитесь, при таких обстоятельствах часть вины падает и на потерпевшего…
И так до бесконечности.
Я слушал внимательно, не перебивая, отсеивал лишнее, по крупицам собирал нужное, вникал в подтекст. Красильников упрямо гнул свое: убил случайно, по неосторожности, я в это не верил, и чем больше он старался меня убедить, тем меньше сомнений у меня оставалось.
Сомнения — привилегия следователя. Я вовсе не стремился злоупотреблять этим своим правом, но в то же время из головы никак не шли слова Тихойванова о встрече с Игорем и Волонтиром вечером, накануне убийства. «Они или выясняли отношения, или сводили счеты», — сказал он. В отличие от меня Федор Константинович не знал, что буквально через несколько минут после того, как он встретил в подъезде эту парочку, Игорь ушел в гости к Волонтиру и там началось то, что привело к смерти Георгия Васильевича.
Интуиция подсказывала мне: Тихойванов прав, они сводили счеты. Но какие?
Причины столкновения могли крыться в прошлом этих людей, но прошлое Красильникова было как на ладони. Идеальным его не назовешь — это верно: незначительные проступки, потом кража, мелкий мещанский цинизм, моральная нечистоплотность, измена другу. Но до убийства от этого — путь, пожалуй, слишком длинный… Впрочем, такой ли уж длинный? Товарища ли он предал, пойдя восемь лет назад на сделку с собственной совестью?.. Нет-нет, жизнь так или иначе складывается из отдельных поступков; моральный крах — это не обусловленный врожденными преступными наклонностями срыв, это итог, к которому чаще всего идут окольными путями, совершая огромное количество микроуступок, микрокомпромиссов, малозаметных окружающим микропредательств, и только в конце этого долгого пути наступает критический момент, когда человек, попав в чрезвычайные обстоятельства, вынужден выбрать, принять решение, и вдруг оказывается, что решение давно принято, предопределено всей прошлой жизнью…
После встречи с Манжулой я сделал еще одну попытку поглубже разобраться в прошлом моего подследственного.
— Как долго вы были знакомы с Волонтиром? — спросил я на очередном допросе.
— По-соседски знал около восьми лет, — без запинки ответил он. — А близко познакомились года три назад, не больше.
— Вы говорили, что были с ним в дружеских отношениях. Объясните, что вас связывало? О чем, например, вы говорили при встречах или когда бывали у него в гостях? Кстати, он сам к вам в гости приходил?
— Нет, — ответил Красильников и пояснил: — У меня семья, ребенок…
— Хорошо. Так о чем вы беседовали?
Игорь пожал плечами:
— Да о разном. Разве сейчас вспомнишь?
— Допустим. Ну а в ночь на девятнадцатое?
— Ей-богу, не припомню.
— Но прошло не так уж много времени.
— Кажется, о спорте.
— Вы любите спорт?
— Кто ж его не любит?! Хоккей, бокс, фигурное катание, марафонский бег…
— Марафонский бег? — заинтересовался я.
— А что? Очень на жизнь похоже.
— Каким же это образом?
— А таким: стартуешь вместе со всеми и бежишь сломя голову к финишу. Дистанция вроде длинная, а времени не хватает. Каждый старается в лидеры попасть, вперед вырваться. — Игорь ухватился за возможность поговорить на отвлеченную тему и сам не заметил, как увлекся. — А все почему? Там, впереди, — слава, почет. Впереди три призовых места. Всего три, на всех не разделишь. Попал в тройку — твое счастье, забирай золото, серебро, в худшем случае — бронзу, а не попал — считай, что и не бежал вовсе, зря только силы расходовал. По мне, так лучшее… — Красильников замолчал, недосказав, и, сощурившись, посмотрел на меня. — Что-то не о том мы с вами говорим, гражданин следователь.
— Почему же, продолжайте — это очень интересно.
— Вот выйду отсюда, — он кивнул на стены кабинета, — тогда можно и о жизни порассуждать, если у вас желание не пропадет, а сейчас, извините, не то настроение.
Будто на миг случайно приоткрылся край занавеса, и тотчас чья-то невидимая рука поправила его и наглухо отрезала происходящее по ту сторону. Игорь сболтнул лишнее и теперь жалел об этом.
— Вот, стало быть, о чем вы говорили с Волонтиром, — сказал я, — о марафоне?
— Не обязательно. Может, о боксе или о футболе…
— О футболе? Зимой? — удивился я. — Да вы, я вижу, заядлый болельщик.
— Есть грех, — подыграл он мне. — Игра динамичная, интересно понаблюдать, это как-то отвлекает.
— И когда, если не секрет, вы в последний раз ходили на стадион?
Он не ожидал, что я буду копаться в таких подробностях. Ответил неуверенно:
— В октябре или ноябре…
— Вы могли бы напомнить мне, какое место в турнирной таблице занимает местная команда?
Он смешался, но все же выкрутился:
— Удивляюсь, гражданин следователь, почему вы мне не верите? Разве я дал вам повод?
— Это сложный вопрос, Красильников, мы еще к нему вернемся. В данном случае мне просто любопытно: вы были в гостях у Волонтира больше четырех часов. Неужели ни о чем, кроме спорта, не говорили?
— Говорили, конечно.
— О чем же? Не помните?
— Очень смутно. Мы много выпили, — последовал ставший традиционным ответ.
«Не помню», «забыл», «мы много выпили». Красильников возвел укрепления под стать крепостным сооружениям Трои. Пробить в них брешь казалось непосильной задачей — ответ был готов буквально на все. Но и вопросы, которые накопились у меня за две недели, были не из легких.
— Сколько вы получали в месяц, Красильников? — начал я издалека, зная заранее, что он не рискнет соврать. В деле имелась справка из бухгалтерии.
— В зависимости от выработки. Когда сто сорок, когда сто шестьдесят.
Это соответствовало действительности.
— Вам хватало?
— С трудом, — ответил он, и я догадался: Игорь подозревает, что нам известно о сберегательной книжке, и хочет на всякий случай перестраховаться. Моя догадка тут же подтвердилась: — Часть денег я
