И, качаясь, завываетЗвонкая доска…Пуще сердце замирает,Тяжелей тоска.
1840
КРЕМЛЬ
За тучами чуть видима луна,Белеет снег в туманном освещеньи,Безмолвны стогны, всюду тишина,Исчезло дня бродящее движенье.Старинный Кремль угрюмо задремалНад берегом реки оледенелой,И колокол гудящий замолчал,Затворен храм и терем опустелый.Как старый Кремль в полночной тишинеЯвляется и призрачен и страшен,В своей зубчатой затворясь стенеИ вея холодом угрюмых башен!Лежит повсюду мертвенный покойЕго кругом ничто не возмущает,Лишь каждый час часов унылый бойО ходе времени напоминает.
1840 (?)
НА СМЕРТЬ Л<ЕРМОНТОВ>А
Ещё дуэль! ещё поэтС свинцом в груди сошел с ристанья.Уста сомкнулись, песен нет,Все смолкло… Страшное молчанье!Тут тщетен дружеский привет…Все смолкло: грусть, вражда, страданье,Любовь — все, чем душа жила…И где душа? куда ушла?Но я тревожить в этот мигВопроса вечного не стану;Давно я головой поник,Давно пробило в сердце рануСомненье тяжкое, — и крикВ груди таится… Но обмануЖить не дает холодный ум,И веры нет, и взор угрюм.И тайный страх берёт меня,Когда в стране я вижу дальней,Как очи, полные огня,Закрылись тихо в миг прощальный,Как пал он, голову склоня,И грустно замер стих печальныйС улыбкой скорбной на устах,И он лежал, бездушный прах.Бездушней праха перед нимГлупец ничтожный с пистолетомСтоял здоров и невредим,Не содрогаясь пред поэтом,Укором тайным не томим;И, может, рад был, что пред светомХвалиться станет он подчас,Что верны так рука и глаз.А между тем над мертвецомСияло небо, и лежалаСтепь безглагольная кругом,И в отдалении дремалаЦепь синих гор — и все в такомУспокоеньи пребывало,Как будто б миру жизнь егоНе составляла ничего.А жизнь его была пышна,Была роскошных впечатлений,Огня душевного полна,Полна покоя и волнений;Всё, всё изведала онаЗначенье всех её мгновенийОн слухом трепетным внимал