Я подумал, что нас перехитрили. Товарищи разделяли мои опасения. Один из моих людей был ранен. Второй опустился на колени; задело еще трех или четырех.
Мы были совершенно открыты. Чтобы взломать дверь, требовалось время. До того, как мы успеем это сделать, последует вторая контратака с крыши, и у нас не будет возможности ответить на нее. Мы заметили, что в парапете устроены специальные бойницы, грубые, но вполне подходящие для обороны.
Отступать нам не хотелось. Казалось, есть возможность укрыться у стен, и некоторые так и сделали. Но сверху на них посыпались тяжелые камни. Эта позиция тоже оказалась уязвимой.
Ничего не оставалось, как отступить под защиту деревьев. Так мы и сделали, прихватив с собой раненых.
Период нерешительности занял всего несколько секунд, и раньше, чем бандиты успели перезарядить свои карабины, мы были в безопасности.
Глава XXXVII. ТРУС И НЕГОДЯЙ
Конечно, об окончательном отступлении мы и не думали. Неудачный штурм только усилил решительность моих людей. К счастью, раны, полученные нашими товарищами, оказались не смертельными, хотя и их было достаточно, чтобы вызвать желание отомстить. Теперь все понимали, в каком положении оказались пленницы, и это не допускало и мысли об уходе — даже если бы враг превосходил нас численно. Мы считали, что разбойники в ловушке, а время и стратегия вынудят их сдаться.
Отступив к деревьям, мы оказались в более выгодной позиции. У нас появилась возможность стрелять по асотее прицельно. Небо с каждым мгновением светлело, и мы теперь отчетливо видели отверстия в парапете. Это всего лишь грубо прорубленные дыры, промежутки между бревнами. Мы ожидали разглядеть в них разбойников, чтобы можно было стрелять наверняка. Но ничего не увидели.
К этому времени бандиты поняли, кто на них напал. Конечно, они слышали о меткости американских стрелков. И потому не осмеливались выглянуть в амбразуры. И правильно делали. Не было места на крыше, за которым не следили бы внимательные глаза. Курки были взведены, дула нацелены.
Целых пять минут продолжался перерыв, но эти пять минут показались пятью часами!
Для меня это выжидание было таким же мучительным, как медленная пытка. Я думал, как положить этому конец, когда, к своему изумлению, увидел, что над парапетом поднимается какая-то фигура. Это был высокий мужчина, хорошо различимый на фоне светлеющего неба.
С первого взгляда я узнал в нем Карраско!
Не могу сказать, что удержало меня от выстрела. Может, удивление и неожиданность. Казалось, моих людей удержало то же самое — никто не нажал на курок. Должно быть, главарь разбойников рассчитывал на что-то подобное, иначе не стал бы показываться так нагло. А прежде, чем мы пришли в себя, мы увидели, что перед ним появился белый шарф, почти полностью скрывший его от нас.
«Сигнал перемирия!» — подумали мы, опуская пистолеты и ружья.
Но мы обманулись. Это был совсем не флаг. Это была женщина в белом платье. Карраско заставил ее встать перед собой.
Мои люди опустили ружья; послышался крик:
— Позор!
Все были возмущены: это чудовище использует женщину для прикрытия!
Сам я испытывал чувство боли и страха: я знал, что там, на крыше, Мерседес! Теперь света было достаточно, чтобы я разглядел ее лицо. Но даже по очертаниям фигуры, по гордой посадке головы я узнал бы ее из тысячи женщин. Слишком хорошо я ее помнил, слишком глубоко она врезалась мне в сердце, чтобы я мог ошибиться. На фоне утреннего неба девушка в своем белом одеянии казалась вырезанной из камня камеей.
Я видел, что платье еб порвано, волосы растрепаны и падают на плечи; она бледна и испугана. И тут послышался голос Карраско.
— Кабальерос! — кричал разбойник. — В темноте у меня не было возможности разглядеть вас, но, судя по способу вашего появления, я понял, что передо мной враг. Вы вооружены пистолетами, следовательно, вы американос! Я прав?
Ко мне еще не вернулось хладнокровие, чтобы ответить. Глаза и мысли были по-прежнему заняты Мерседес.
— Кто же еще? — ответил за меня кучер. — Они самые, тут нет ошибки.
— Зачем вы сюда пришли?
— Чтобы захватить самого отъявленного головореза в Мексике. Если не ошибаюсь, это вы, мистер капитан Карраско.
— Ола, амиго! note 47 На этот раз вы допустили ошибку. Вы меня принимаете за известного Карраско, а моих людей, конечно, за сальтеадорос. Уверяю вас, ничего подобного! Мы всего лишь отряд патриотов. Мы любим свою страну и хотим сражаться за нее. Как вы знаете, наша армия оставила поле боя. Пор Диос, сеньорес американос! Разве вы можете нас винить в этом? Мы признаем себя побежденными. Сейчас мы в осаде. В нашем замке достаточно припасов — можете мне поверить на слово. Однако мы считаем, что сопротивляться бесполезно, и потому решили сдаться. Но просим, чтобы условия сдачи были почетными.
Сдаться! Слово показалось мне необыкновенно приятным.
И не без причины. Оно обещало безопасность Мерседес.
— Давайте, кабальерос! — продолжал главарь разбойников. — Сформулируйте свои условия. Надеюсь, они не будут очень строгими.
Несколько секунд я хранил молчание. Отчасти меня удивила наглость разбойника, отчасти я обдумывал ответ. Будь на моем месте другой человек, он бы всерьез задумался над условиями. Но перед нами был негодяй Карраско; и я помнил его проделки в Пуэбла. Я также вспомнил о Франсиско Морено, лежащем сейчас на смертном одре, вспомнил своего друга художника, который, вполне вероятно, убит той же рукой. И когда я все это вспомнил, то почувствовал, как жажда мести вспыхнула с новой силой, и именно эти чувства определили мой ответ.
— Условия! — презрительно ответил я. — Мы не заключаем условий с такими, как вы! Сдавайтесь и уповайте на Божью милость!
— Тысяча чертей! — закричал разбойник, впервые узнав меня. — Карамба! Это вы! Вы, мой набожный друг! Я имел удовольствие наблюдать за вашими молитвами в соборе Ла Пуэбла! Могу ли спросить, чему обязан честью столь раннего визита? Визита в поместье, такое далекое от обычного места для прогулок?
— Послушайте, капитан Карраско, если таково ваше звание, — прокричал я, не обращая внимания на его сарказм. — Я не собираюсь тратить время на разговоры с вами. Предлагаю вам сдаться, и немедленно!
— А если я не соглашусь?
— Можете не рассчитывать на наше милосердие.
— Я не собираюсь просить милосердия у вас, кабальеро.
— Придется просить, если не хотите умереть. У вас нет ни малейшего шанса на спасение. Говорю это серьезно и без мыслей о торжестве. Мои люди перекрыли вам все пути отхода. Они вооружены пистолетами и ружьями, — продолжал я горячо — и вдруг понял, что допустил ошибку. Отчаяние могло вынудить разбойников на непредсказуемые поступки и крайние меры.
Тогда я воззвал к их благоразумию:
— Отдайте пленных, и я обещаю сохранить жизнь вам и вашим товарищам.
— Айе, Диос! Как вы великодушны! Ха-ха-ха! Это все, что вы можете пообещать, благородный капитан?
— Нет, не все! — возразил я, задетый его насмешливым тоном. — Кое-что еще. Если вы откажетесь от предложенных условий, я обещаю, что через десять минут ваша душа отойдет в вечность, а ваше тело будет свисать вон с того дерева! — И я указал на одну из сосен, растущих на утесе.
— Так скоро? — последовал холодный ответ. — Вам потребуется больше десяти минут, чтобы взять нашу крепость. Не примите ее за хакаль note 48
