машины и пошла той же дорогой, по которой отправился Том. Она не видела его впереди — лишь невысокие дюны, поросшие кое-где низким кустарником. Она задумалась, почему небо здесь не бывает по-настоящему голубым и всегда серого оттенка.
Надеясь хоть мельком взглянуть на Гаргуну, она взобралась на небольшой песчаный холм, но впереди лишь маячили высокие колючие кусты. Ей очень хотелось увидеть деревню, и она могла ее себе представить: ряд округлых хижин, разбросанных довольно далеко друг от друга, и перед каждой — расчищенная площадка, где клюют что-то в песке домашние птицы. Она повернулась направо, где дюны казались чуть выше, и пошла по тропинке, ведущей через и вдоль них. Дюны разделялись узкими расселинами, иногда очень глубокими. Все гребни располагались, похоже, параллельно друг другу, и чтобы перейти с одного на другой, приходилось спускаться и сразу же снова подниматься. Поблизости одна дюна возвышалась над остальными, и Анита не сомневалась, что сможет увидеть с нее грузовик, стоящий на дороге. Добравшись до нее и чуть-чуть запыхавшись, встала наверху. В бинокль она увидела, что грузовик — на месте, а слева вдали растет купа голых деревьев. «Деревня — с той стороны», — предположила Анита. Потом заглянула в расселину меж дюнами, и при виде бессмысленной скульптуры, покрытой алой эмалью и хромом, у нее екнуло сердце. Там внизу лежали огромные валуны: мотоцикл занесло, и два загорелых торса швырнуло на скалы. Машина причудливо искривилась, тела переплелись, и их равномерно забрызгало кровью. Звать на помощь было уже поздно — тела неподвижно лежали под откосом, невидимые никому, кроме того, кто встанет точно там же, где она. Анита развернулась и быстро сбежала по склону.
— Уроды, — пробормотала она — правда, уже без возмущения.
Когда вернулся Том, она уже сидела в грузовике.
— Нашел ее — Джохарину сестру?
— Конечно. Деревенька крохотная. Разумеется, все всех знают. Давай перекусим. Здесь или на берегу?
Сердце у нее по-прежнему учащенно и сильно билось. Она сказала:
— Давай спустимся к реке. Наверное, там ветерок.
Теперь она поразилась, что, увидев разбитый мотоцикл, почувствовала вначале бурную радость. Анита вспомнила, как в тот миг по телу пробежала приятная легкая дрожь. Пока они брели к берегу, она вновь подумала: хорошо, что не рассказала Тому о столкновении с двумя американцами.
— Теперь тебе лучше спится? — спросил ее Том.
Она запнулась:
— Не совсем.
— Что значит — не совсем?
— У меня неприятность.
— Неприятность?
— Рассказать тебе?
— Ну разумеется.
— Том, по-моему, Секу заходит ко мне по ночам.
—
— То и значит.
— Что он делает? Говорит что-нибудь?
— Нет-нет, просто стоит у моей постели в темноте.
— Бред.
— Знаю.
— Ты его ни разу не видела?
— Как? Темно ведь, хоть глаз выколи.
— У тебя есть фонарик.
— Это и пугает меня больше всего. Включить свет и увидеть его наяву. Мало ли что он тогда сделает, зная, что я его видела.
— Он же не преступник. Господи, и почему ты такая чертовски нервная? В Нью-Йорке же гораздо опаснее, чем здесь.
— Я верю тебе, — сказала она, — но дело не в этом.
— Так в чем же? Тебе кажется, что он приходит и стоит у постели. Почему ты так думаешь?
— Это-то страшнее всего. Я не могу тебе объяснить.
Это очень пугает.
— Но почему? Думаешь, он собирается тебя изнасиловать?
— Да нет же! Ничего подобного. Мне кажется, будто он хочет, чтобы мне приснился сон. Сон, которого я не в силах вынести.
— С его участием?
— Нет, его нет даже во сне.
Том вышел из себя:
— Да что же это такое! О чем мы, в конце концов, говорим? Ты сказала: Секу хочет, чтобы тебе приснился какой-то сон, и он тебе снится. Потом он приходит на следующую ночь, и ты боишься, что сон приснится вновь. Зачем, по-твоему, он это делает? Я имею в виду — какой ему в этом интерес?
— Понятия не имею, но от этого еще ужаснее. Знаю — ты считаешь, что это нелепо. Или думаешь, будто я все придумала.
— Нет, я этого не сказал. Но если ты никого не видела, как ты можешь быть уверена, что это Секу, а не кто-нибудь другой?
Позже он спросил ее:
— Анита, ты принимаешь витамины?
Она рассмеялась:
— Боже, ну конечно. Доктор Кёрк надавал мне целую кучу. Витамины и минералы. Он сказал, что здешняя почва бедна минеральными солями. Я уверена — ты считаешь, будто у меня какой-то биохимический дисбаланс, который и вызывает сны. Возможно. Но меня пугает даже не сам сон. Хотя, господь свидетель, о нем так противно говорить.
Том перебил ее:
— Что-то эротическое?
— Тогда было бы намного проще его описать, — сказал она. — Беда в том, что я не могу его описать… — Она поежилась. — Он слишком запутанный. И когда вспоминаю его, мне становится дурно.
— Можно, я стану твоим психоаналитиком? Что происходит в этом сне?
— Ничего. Я просто чувствую: грядет что-то ужасное. Но, как я уже сказала, меня волнует не сам сон, а сознание того, что он обязательно приснится, что чернокожий мужчина стоит, придумывает и внушает его мне. Это уже чересчур.
Над деревянной дверью прибита деревянная вывеска на которой краской написано: «Аптека Индэлла и Фамберса». Внутри — прилавок, и за ним стоит атлетический юноша. На первый взгляд он кажется голым, но на самом деле он в красно-синих шортах. Вместо: «Привет, я Бад», он говорит:
— Меня зовут мистер Индэлл. Что вам угодно? — Голос сухой и бесцветный.
— Мне нужна бутылочка этилнитрита и упаковка леденцов «Ржавый вяз».
— Сию минуту. — Но с лицом у него что-то не так. Он разворачивается и направляется в заднюю комнату, однако медлит. — Вы ведь не заходили к мистеру Индэллу?
— Но вы же сказали, что мистер Индэлл — это вы.
— Иногда он путается.
— Я не сказала, что хочу его увидеть.
— Но все же хотите. — Он протягивает руку над прилавком и хватает стальной хваткой. — Он ждет в подвале. Говорит Фамберс.
— Я не хочу встречаться с мистером Индэллом, спасибо.
