заранее нужно все предусмотреть. Идя на явный риск и в некотором роде на провокацию, следует считаться с последствиями, которые могут произойти. Вариант, который Мрачек предлагает сейчас осуществить, принадлежит, собственно, Глушанину. Были и другие варианты. Предлагал их Слива, предлагал Боровик, но все они слишком ненадежны.
В конце концов все согласились с Глушаниным. И хотя его вариант не давал полной уверенности в успехе, все-таки он имел под собой реальную базу. Глушанин предлагал припугнуть старосту Брохмана. Не прямой, конечно, угрозой, а как бы случайным намеком. А там уже, судя по результатам, действовать дальше. Дело вот в чем: Глушанину удалось выяснить из разговора заключенных, что Брохман родом из Судет, но вовсе не немец, за которого себя выдает. На этом и построил Глушанин свой план.
— А не болтовня это? — спросил недоверчивый Боровик.
— Откуда же я могу знать? — ответил Глушанин. — Проверить трудно. Родители его, надо полагать, давно на том свете. Ведь и детенышу их сейчас, пожалуй, под пятьдесят подошло.
— А чего бояться? — высказался Слива. — Если разговоры такие ведутся, то они рано или поздно дойдут и до Брохмана. Дело только во времени. Возможно, они дойдут и до гестапо, и тогда Брохману все равно не ходить в капах. Я за то, чтобы переговорить с Брохманом, пока он сам ничего не разведал.
Оставалось решить, кому заговорить с Брохманом. Вот это и нужно было хорошенько обдумать. Ни Глушанин, ни Боровик для такой роли не подходили. К русским Брохман относился особенно враждебно. Значит, оставалось решить, кому из двух поручить рискованный разговор: Мрачеку или Сливе. И вот Иржи Мрачек сам заговорил об этом.
Молчание затянулось. Мрачек подумал, что Глушанин заснул. Он спросил громче:
— Ну, что же ты скажешь?
— Придется переговорить. Хоть и сволочь порядочная этот Брохман, а придется.
— Я тоже так думаю.
— Что думаешь? Что придется или что он сволочь?
— И то и другое.
— Да… пробуй. Выбора у нас нет.
— Сказать ребятам?
— Не торопись! Пусть отдыхают пока.
Тускло светившие лампочки сразу погасли. Это означало, что через полчаса раздастся свисток дежурного, потом подъем, умывание и угон на работу. Четвертый барак, где жили друзья, разгружал в эти дни на воинской платформе вагоны со снарядами и минами. Работа на железнодорожном узле облегчала побег, но отсутствие Боровика, которого Брохман, как назло, ежедневно наряжал на работу в город, в авторемонтные мастерские, задерживало осуществление плана.
Не дожидаясь звонка, Мрачек спустился с нар, обулся и вышел в коридор. В бараке был мрак кромешный, гнетущая тишина. В этот час особенно глубок сон уставших, физически изнуренных людей. Работали они ежедневно от зари до зари, с получасовым перерывом на обед. Завтракали до выхода на работу. Ужинали по возвращении. Обед, состоявший из свекольной похлебки и двухсот граммов суррогатного хлеба, только поддерживал тепло в организме. Перед каждым заключенным в перспективе стояла, как призрак, голодная смерть. Больных, не выходивших на работу, не кормили. Поэтому заболевшие люди, через силу волоча ноги, строились в колонну и вместе со всеми шли на объекты. К чему только не прибегали люди, чтобы скрыть симптомы болезни! Заведомо было известно, что ждет больных и негодных к труду: их изолировали и уничтожали.
Мрачек вынул из пачки одну из пяти сигарет, положенных на день, и закурил, но как только увидел Брохмана, идущего к рукомойнику с грязным полотенцем в руках, притушил сигарету и сунул ее назад в пачку.
— Что тебе не спится? — грубо спросил Брохман.
Это был низкорослый, широкогрудый и плечистый детина, волосатый до безобразия. Нос у него был приплюснут. Рыжая густая щетина покрывала его грудь. Руки до локтей так заросли, что были похожи на швабры.
— У меня дело к вам, — стараясь, чтобы голос звучал приглушенно и заискивающе, проговорил Мрачек. — Вы знаете, господин Брохман, мое старание и мое уважение к вам…
— Ко мне? — хмыкнул староста. Видно, он уже и сам не верил в то, что его может уважать кто- нибудь. — Как тебя звать-то?
— Рудольф Конечный.
— Чех?
— Да.
— За какие же мои доблести ты проникся уважением ко мне? — рассмеялся Брохман, обнажив мелкие, но изумительно белые зубы.
— За ваше справедливое отношение… ко мне.
Брохман стер улыбку, прищурил свои круглые глаза и пристально всмотрелся в худое, осунувшееся лицо заключенного, обтянутое желто-бледной кожей. Отчетливо проступали на этом лице челюсти и скулы.
Мрачек выдержал его взгляд.
— Хм… Ну, и что же дальше ты пропоешь? — спросил Брохман и неторопливо перекинул широкое полотенце через плечо.
Мрачек оглянулся и перевел глаза на дежурного, стоящего у табуретки.
— Тут неудобно.
Староста энергично кивнул головой в сторону двери и направился к выходу. Мрачек последовал за ним.
Остановился Брохман у длинного, на полсотню сосков, рукомойника.
— Так, — сказал он. — Выкладывай!
— Я не питаю к вам дурных чувств и не хотел бы, чтобы у нас был другой староста. Да и многие не хотят…
— Без предисловий, — оборвал его Брохман. — Мне наплевать на то, хочешь ты или не хочешь.
Подавив в себе чувство отвращения к этому зверю в образе человека, Мрачек разыграл смущение. Он продолжал тем же доверительным, заискивающим тоном:
— Слушок про вас пустили… Говорят, что вы из Судетов…
Брохман заметно насторожился.
— Дальше?
— И будто вы не из немцев, а… — Мрачек кашлянул в кулак. — И если это дойдет до политического отдела, то могут возникнуть неприятности…
Сверх всяких ожиданий, Мрачек попал старосте в самое больное место. Брохман сразу изменился в лице, побледнел и дико взглянул на него.
— Я нарочно встал пораньше, чтобы предупредить вас… с глазу на глаз.
Брохман схватил Мрачека повыше локтя и так сжал руку, что крепкий Иржи едва сдержал крик.
— Кто треплется? Кто? Говори! — потребовал Брохман.
— Я узнал через второе лицо, но могу узнать точно… Вы ведь сами понимаете — люди боятся болтать лишнее.
— Дознайся. И скажи мне. Я… — он не договорил. И глаза его и лицо налились кровью.
— Узнаю обязательно, на этой же неделе, — пообещал Мрачек и отошел от старосты. Но неожиданно повернулся, сделав вид, будто вспомнил что-то, и подошел к умывальнику. — Господин Брохман, пожалуй, можно узнать и раньше… Есть один человек… Он может выяснить, потому что сам слышал… Вы бы поговорили с ним.
Староста испытующе посмотрел на Иржи.
— Фамилия?
— Боровик, — ответил Мрачек, — русский из третьей бригады. Он, правда, трусоват, но вы попробуйте.
— Русский? — переспросил Брохман.
— Да, русский. Я бы и сам мог попытаться, да как? Он в городе работает. Если бы его на день-два к
