в кресле, с банкой джема в побелевших пальцах, он словно превратился в соляной столб. Если бы не мелкая дрожь рыжей накладной растительности на лице, можно было бы подумать, что жизнь покинула остолбеневшие члены.
– Выяснилось, что мастер Томас уже вне опасности, милорд, и дальнейшая надобность в материнском уходе отпала.
Накладная растительность продолжала мелко дрожать, и я ее понимаю. Мне легко было представить себе, что сейчас испытывает мой почтенный свояк, поскольку, как я выше говорил, он, обсуждая со мной планы на ближайшее будущее, не делал секрета из своих опасений о том, что будет, если тетя Агата узнает о его посещении костюмированного бала в ее отсутствие.
Не укрылась острота положения и от юной Нобби.
– Ух ты! – произнесла она с подобающим женственным состраданием в голосе, – Вот неудачно получилось, дядя Перси, а? Теперь вам, наверное, придется при встрече потратить минуту-другую на объяснения, почему вы всю ночь где-то пропадали.
Ее слова вывели несчастного из транса или коматозного состояния, как будто под ним взорвалась динамитная шашка. Он ожил, пошевелился, задвигался, похоже, почувствовал в теле струение жизни.
– Дживс, – хрипло проговорил он.
– Милорд?
– Дживс.
– Да, милорд?
Дядя на добрых полтора дюйма высунул язык и провел им по губам. Было видно, как ему нелегко привести в действие свои голосовые связки.
– Скажите, Дживс… Ее сиятельство… Она… Ей… известно уже о моем отсутствии?
– Да, милорд. Ее поставила об этом в известность старшая горничная. Когда я уходил, они совещались. «Вы говорите, что его сиятельство спать не ложился?» – это были последние услышанные мною слова ее сиятельства. Обеспокоенность ее была ярко выражена.
Дядя Перси покосился вбок и встретился взглядом со мной. В его взгляде прочитывались немая мольба и вопрос, не будет ли каких предложений?
– А что если, – запинаясь, рискнул я (надо же было сказать хоть что- нибудь), – что если сказать ей правду?
– Правду? – рассеянно повторил он, и было видно, что мысль эта для него нова.
– Ну, да. Что вы поехали на бал, чтобы посовещаться с Устрицей.
Дядя отрицательно покачал головой.
– Мне ни за что не убедить твою тетю, что я поехал на костюмированный бал по деловым соображениям. Женщины слишком склонны предполагать худшее.
– Не без того.
– И бесполезно втолковывать им, потому что они кошмарно быстро говорят. Нет, – вздохнул дядя Перси, – это конец. Остается только, сжав зубы, принять кару, как английский джентльмен.
– Разве только Дживс что-нибудь придумает.
В ответ он на миг встрепенулся. Но тут же безнадежное, отрешенное выражение лица снова к нему вернулось. И он опять медленно и понуро помотал головой.
– Невозможно. Это ему не под силу.
– Нет такого положения, которое не под силу Дживсу, – возразил я немного обиженно. – Более того, – продолжал я, приглядевшись к этому чуду интеллекта, – по-моему, у него там уже что-то варится, в его объемистом котелке. Я ошибаюсь, Дживс, или в ваших глазах действительно заискрилась идея?
– Нет, сэр. Вы не ошибаетесь. Я, мне кажется, мог бы предложить его сиятельству выход из его затруднения.
Дядя Перси громко сглотнул. На открытых участках его физиономии заиграло нечто вроде благоговения. Он что-то пробормотал себе под нос, мне послышалось слово «рыба».
– Это правда, Дживс?
– Да, сэр.
– Что ж, сейчас посмотрим, – сказал я, как импресарио дрессированных блох, когда на авансцену выходит звезда его труппы. – Так что же это за выход?
– Видите ли, сэр, мне пришло в голову, что поскольку его сиятельство, как я понял, дал согласие на свадьбу мистера Фитлуорта с мисс Хопвуд…
Дядя Перси издал животный вопль.
– Нет, не дал! Или, если и дал, то взял обратно.
– Очень хорошо, милорд. В таком случае у меня нет предложений.
Последовало молчание. Чувствовалось, что в душе у дяди Перси идет борьба. Вот он покосился на Боко, и его передернуло. Но затем по всему его туловищу пробежала сильная судорога – это он вспомнил слова Дживса про то, что обеспокоенность тети Агаты была ярко выражена. Когда у тети Агаты бывает ярко выраженная обеспокоенность, это означает, что брови ее сползаются к переносице, а нос уподобляется орлиному клюву. Крепкие мужчины не выдерживали этого зрелища даже и при повторных попытках.
– Пожалуй, все же выслушаем, что вы имеете сказать, – наконец буркнул дядя.
– Верно, – поддержал его я. – Нет худа в… в этой, как ее… как это называется, Дживс?
– Творческая дискуссия, сэр?
– Да, благодарю вас, Дживс.
– Не стоит благодарности, сэр.
– Итак, продолжайте.
– Очень хорошо, сэр. Мне просто-напросто пришло в голову, что если его сиятельство согласился на их союз, то будет вполне естественно, чтобы он отправился в дом к мистеру Фитлуорту, дабы все детально обсудить и договориться относительно свадьбы. Поглощенный разговором на такую животрепещущую тему, его сиятельство вполне мог потерять счет времени, а когда…
Я взвизгнул. Я уже обо всем догадался.
– А когда взглянул на часы и увидел, как поздно…
– Совершенно верно, сэр. Когда его сиятельство взглянул на часы и увидел, как поздно, мистер Фитлуорт гостеприимно пригласил его провести остаток ночи под его крышей. Его сиятельство согласился с тем, что это будет самое разумное, и на том и порешили.
Я оглянулся на дядю Перси, ожидая от него оваций, но с удивлением обнаружил, что он опять качает головой.
– Ничего не получится, – произнес он.
– Да почему же? Так здорово придумано.
Но его голова продолжала колебательные движения.
– Нет, Берти. Этот план невыполним. Твоя тетка, мой милый, женщина проницательная. Видит глубоко под землей и задает наводящие вопросы. И первым делом она спросит, почему, отправляясь к будущему мужу своей воспитанницы договариваться насчет свадьбы, я нарядился в костюм Синдбада Морехода? Сам видишь, Берти, вопрос это деликатный, и ответить на него было бы трудно.
Что верно, то верно, ничего не скажешь.
– Закавыка, Дживс. Как вы ее обойдете?
– Очень просто, сэр. Перед тем как идти домой, его сиятельство позаимствует костюм у мистера Фитлуорта.
