обязан оказывать ему гостеприимство.
— Тогда дайте мне стаканчик пива.
— Пророк пиво не запрещает?
— Пророк понятия не имел ни о виски, ни о консервированном пиве. Приходится выполнять его заповеди, применяясь к современным условиям. — Юсеф смотрел, как Скоби достает банки из ледника. — Разве у вас нет холодильника, майор Скоби?
— Нет. Мой холодильник дожидается какой-то запасной части — и, наверно, будет дожидаться ее до конца войны.
— Я не могу этого допустить. У меня на складе есть несколько холодильников. Разрешите вам один прислать.
— Что вы, я обойдусь. Я обхожусь без холодильника уже два года. Значит, вы просто проезжали мимо…
— Видите ли, не совсем, майор Скоби. Это только так говорится. Правду сказать, я дожидался, пока заснут ваши слуги, а машину я нанял в одном гараже. Мою машину так хорошо здесь знают! И приехал без шофера. Не хочу поставлять вам неприятности, майор Скоби.
— Повторяю, я никогда не буду стыдиться знакомства с человеком, у которого занял деньги.
— Зачем вы так часто это вспоминаете, майор Скоби? Это была чисто деловая операция. Четыре процента — справедливая цена. Я беру больше, только когда сомневаюсь, что должник заплатит. Разрешите, я все-таки пришлю вам холодильник.
— О чем вы хотели со мной поговорить?
— Прежде всего хотел узнать, как себя чувствует миссис Скоби. У нее удобная каюта? Ей ничего не нужно? Пароход заходит в Лагос, и я мог бы послать все, что она захочет. Я бы дал телеграмму своему агенту.
— По-моему, она ни в чем не нуждается.
— А потом, майор Скоби, мне хотелось сказать вам кое-что насчет алмазов.
Скоби поставил на лед еще две банки пива.
— Юсеф, — сказал он спокойно и мягко, — я бы не хотел, чтобы вы думали, будто я принадлежу к людям, которые сегодня занимают деньги, а завтра оскорбляют кредитора, чтобы потешить свое 'я'.
— Не понимаю.
— Неважно. Спасти свое самолюбие. Понятно? Я вовсе не собираюсь отрицать, что мы с вами стали соучастниками в сделке, но мои обязательства строго ограничены уплатой четырех процентов.
— Согласен, майор Скоби. Вы уже это говорили, и я согласен. Но, повторяю, мне никогда и в голову не придет просить у вас хоть какой-нибудь услуги. Куда охотнее я оказал бы услугу вам.
— Странный вы тип, Юсеф. Верю, вы и впрямь питаете ко мне симпатию.
— Так оно и есть, майор Скоби. — Юсеф сидел на краешке стула, который больно впивался в его пышные ягодицы: он чувствовал себя неловко повсюду, кроме собственного дома. — А теперь можно мне сказать вам насчет алмазов?
— Валяйте.
— Знаете, правительство, по-моему, просто помешалось на алмазах. Оно заставляет и вас и разведку попусту тратить драгоценное время; оно рассылает секретных агентов по всему побережью; один есть даже тут, вы знаете, кто он, хоть и считается, что о нем знает только начальник полиции; агент дает деньги любому черному или бедняку сирийцу, который расскажет ему какую-нибудь небылицу, Потом он передает эту небылицу по телеграфу в Англию и по всему побережью. И все равно — нашли хоть один алмаз?
— Нас с вами, Юсеф, это не касается.
— Я буду говорить с вами, как друг, майор Скоби. Есть алмазы и алмазы, есть сирийцы и сирийцы. Ваши люди ловят не тех, кого надо. Вы хотите, чтобы промышленные алмазы перестали утекать в Португалию, а оттуда в Германию или через границу к вишистам? Но вы все время охотитесь за людьми, которые не интересуются промышленными алмазами, а просто хотят спрятать в сейф несколько драгоценных камней на то время, когда кончится война.
— Другими словами, за вами.
— Шесть раз за один этот месяц побывала полиция в моих лавках и перевернула все вверх дном. Там им никогда не найти промышленных алмазов. Ими занимается только мелкая шушера. Послушайте, ведь за полную спичечную коробку таких алмазов можно получить каких-нибудь двести фунтов. Я называю тех, кто ими промышляет, сборщиками гравия, — с презрением добавил Юсеф.
— Я так и знал, — медленно заговорил Скоби, — что рано или поздно вы о чем-нибудь меня попросите. Но вы не получите ничего, кроме четырех процентов, Юсеф, Завтра же я подам начальнику полиции секретный рапорт о нашей сделке. Конечно, он может потребовать моей отставки, но не думаю. Он мне доверяет — Тут он осекся: — Я думаю, что доверяет.
— А разве это разумно, майор Скоби?
— По-моему, разумно. Всякий тайный сговор между мной и вами — дело опасное.
— Как хотите, майор Скоби. Только мне от вас, честное слово, ничего не надо. Я бы хотел иметь возможность делать подарки вам. Вы не хотите взять у меня холодильник, но, может, вам пригодится хотя бы совет, информация?
— Я вас слушаю, Юсеф.
— Таллит — человек маленький. Он христианин. К нему в дом ходят отец Ранк и другие. Они говорят: «Если есть на свете честный сириец — это Таллит». Но Таллиту просто не очень везет, а со стороны это похоже на честность.
— Дальше.
— Двоюродный брат Таллита сядет на следующий португальский пароход. Конечно, его вещи обыщут и ничего не найдут. У него будет попугай в клетке. Мой вам совет, майор Скоби, не мешайте двоюродному брату Таллита уехать, но отберите у него попугая.
— А почему бы нам и не помешать этому двоюродному брату уехать?
— Вы же не хотите открывать Таллиту свои карты. Вы можете сказать, что попугай болен и его нельзя везти. Хозяин не посмеет скандалить.
— Вы хотите сказать, что алмазы в зобу у попугая?
— Да.
— Этим способом и раньше пользовались на португальских судах?
— Да.
— Придется, видно, завести в полиции птичник.
— Вы воспользуетесь моим советом, майор Скоби?
— Вы мне дали совет, Юсеф. А я вам пока ничего не скажу.
Юсеф кивнул и улыбнулся. Осторожно приподняв свою тушу со стула, он робко прикоснулся к рукаву Скоби.
— Вы совершенно правы, майор Скоби. Поверьте, я боюсь причинить вам малейших вред. Я буду очень осторожен, и вы тоже, тогда все пойдет хорошо. — Можно было подумать, что они составляют заговор не причинять никому вреда, но даже невинные слова приобрели в устах Юсефа сомнительный оттенок. — Спокойнее будет, — продолжал Юсеф, — если вы иногда перекинетесь словечком с Таллитом. Его навещает агент.
— Я не знаю никакого агента.
— Вы совершенно правы, майор Скоби. — Юсеф колыхался, как большая жирная моль, залетевшая на свет. — Пожалуйста, передайте от меня поклон миссис Скоби, когда будете ей писать. Хотя нет — письма читает цензура. Нельзя. Но вы могли бы ей сообщить… нет, лучше не надо. Лишь бы сами вы знали, что я от души желаю вам всяческих благ…
Он пошел к машине, то и дело спотыкаясь на узкой дорожке. Он включил освещение и прижался лицом к стеклу. При свете лампочки на щитке лицо казалось огромным, одутловатым, взволнованным и не внушающим никакого доверия; он сделал робкую попытку помахать на прощанье Скоби — тот стоял одиноко и неподвижно в дверях притихшего, пустого дома.
