– Все нормально, я в порядке. Не переживай, Рад. – Она всегда называла его этим именем, когда ставила точку в разговоре. Для Радика это означало, что Оля вернулась в привычное состояние жертвы, вынужденной терпеть и покорно выполнять желания господина. Зыбкий мир восстановился.
Перемирие длилось ровно неделю – до следующего мальчишника по поводу удачно проданной картины. На сей раз рукоприкладства не последовало. Но Оля предпочла бы жестокое избиение.
– Чего смотришь? Недовольна, как обычно?
Оля молчала. Радик не унимался:
– Что, по-прежнему строишь из себя жертву? Я так старался, чтобы ты поняла, как я тебя любил! Каждый день, каждую секунду своей жизни я посвятил мгновению, когда я услышу от тебя хоть одно ласковое слово, увижу хотя бы каплю теплоты в глазах, почувствую радость от того, что пришел домой – к себе домой! Я полюбил твоего ребенка как своего, я все – абсолютно все – старался сделать для того, чтобы ты хоть раз улыбнулась... Глупая гусыня! А ты, зачем тебе это нужно? Всю жизнь потеряла без всякой надежды на результат! Хорошо, Илюху вырастили. Что дальше? У нас нет общих детей, мы не испытываем нужды друг в друге... Нам незачем больше жить вместе! Ты не понимаешь, что, выходя за порог дома, я моментально становлюсь известным, любимым, великим, в конце концов! Передо мною преклоняются тысячи людей! Ты рядом не стояла с девками, которые залезают ко мне в штаны и считают за честь, если я или мой член ответят взаимностью! Да что ты знаешь обо мне? Я жизнь свою просрал из-за тебя!
Радик вдруг обхватил голову руками, как-то картинно медленно сел в кресло и по-бабьи завыл. Илья стоял в прихожей. Он не собирался подслушивать – он просто хотел предупредить возможное нападение на мать. Его благородный порыв увенчался обретением знания. Теперь Илюха знал, что Радик ему вовсе не отец, а отчим. Мир рухнул в глазах мальчишки. Все – обман. Мать врала всю жизнь. Радик, который, казалось, любил его как сына, тоже врал. У парня потемнело в глазах. Тысяча вопросов пронеслась в голове, как один. Илья перестал наблюдать за событиями. Он тупо снял с вешалки первое попавшееся пальто, открыл дверь и сбежал вниз по ступеням. Он не знал, куда пойдет, но точно знал, что не может больше находиться в очаге вранья и взаимной ненависти. Илюха угрюмо брел по темным улицам города под монотонным моросящим дождем. Он хотел идти бесконечно, пока не встретит сказочный путеводный камень, на котором написано: налево пойдешь... направо пойдешь... а впереди ждет тебя счастье...
Прошло, наверное, полчаса или час, когда на его плечо легла тяжелая рука.
– Сынок! Прости!
Насквозь промокший и измученный Радик догнал Илью на подходе к Парадайз-кафе.
– Я не сынок тебе. Спасибо, что сообщил о моем статусе.
– Ты не понимаешь и, боюсь, никогда не поймешь! – в голосе Радика звучала такая горечь, что Илья почти забыл про свои обиды.
– Ладно, пап, забудем об этом. Пойдем домой!
Они дошли до дома, крепко обнявшись. А там Радик налил Илье первую в жизни рюмку коньяка, чтобы расслабиться. Илюха безропотно выпил, и ему полегчало. Он заснул мертвецким сном, не думая о прошлом и не предполагая будущего.
Перемирие продолжалось пару месяцев. Все очень старались не нарушить тончайшую грань между вежливой беспристрастностью и взрывным скандалом. Но это не могло длиться вечно. Притворный мир закончился взрывом после того, как пьяный Радик забрал Илюху с собой в ресторан на afterparty. Оля не могла повлиять на ситуацию, потому что удар супруга на сей раз был нанесен с нечаянной точностью – прямо в висок. Она лежала без сознания, когда старший мужчина приказал младшему составить ему компанию. Впрочем, младший и не подозревал, почему мама не вышла проводить их в ночное. Зато теперь Илья знал, что у папы есть отличный способ справляться с проблемами. Парень очень надеялся, что ему нальют порцию лекарства и на сей раз. Надежды оправдались. На сей раз домой вернулись два пьяных мужика.
И снова – мольбы о прощении, унизительный секс с женщиной, которая безропотно отрабатывала свое семейное положение. Всякий раз, испытывая отвращение и не сопротивляясь, Ольга ложилась в постель с супругом и надеялась в душе, что это – последний, самый последний раз. Она от всего сердца мечтала, чтобы среди обожательниц Радика нашлась такая, которая сможет подарить ее мужу настоящую искреннюю любовь, чтобы тот навсегда забыл дорогу в семью. Но чем сильнее становилось это желание, тем более остервенело Радик пытался «наладить» отношения. Оля считала себя не вправе противостоять воле Радика. В конце концов, она сама решила устроить жизнь именно так.
Попытки вернуть сына на землю чаще заканчивались неудачей, а иной раз встречали стену непробиваемого молчания. В то же время возрастала и сила сопротивления. Радик тянул Илью к себе, а Оля слабо противостояла. Побои становились все более тяжкими, силы и воля ослабевали с каждым днем.
Окончательный удар она получила, когда попыталась в очередной раз вправить мозги сыну. Илье к тому времени исполнилось семнадцать лет.
– Мам, – холодно ответил Илья. – Ты, по-моему, пропустила время, когда нужно воспитывать ребенка. Я уже взрослый и сам решу, как мне лучше жить.
Это была жирная точка, вернее, клякса, которая подвела черту под семейными отношениями. Отчим и пасынок почти не расставались. Самой крепкой связью у них стала дорогая белая полоска из волшебного порошка, который превращал неприятности в приятности, усталость – в энергию, а беды окружающих делал мелкими и незначительными. Радик даже не заметил, когда Илья впервые попробовал уколоться. И не заметил, когда тот, уколовшись однажды, не вернулся из ванной комнаты. Только потом, на кладбище, Радик тяжко раздумывал, куда делся симпатичный крепкий пацан с радостными искорками в глазах, и кто этот немощный желтый старикашка, который сложил свои худые ручки с длинными пальцами в дорогом гробу из красного дерева.
Оля за всю траурную церемонию не проронила ни слова. Только когда они остались вдвоем с Радиком возле свежего холмика земли, она подняла лицо, обрамленное черной вуалью, и произнесла три слова – отчетливо, внятно и очень спокойно:
– Будь ты проклят! – Она вновь опустила глаза, и Радик подумал, что ему привиделось.
– Пойдем, Оль, – пригласил он.
– Иди, я хочу побыть с ним.
Совместная жизнь потеряла смысл. Радику стало лень доказывать кулаками любовь. Тем более, что и любить было некого: за последние несколько лет Оля превратилась в запуганную молчаливую пожилую женщину. Вероломный Радик за глаза называл ее бабкой. Он так и не понял, что горе было вылеплено его руками.
После похорон Ильи Оля просто исчезла. Тихо и незаметно она ушла из жизни художника, как будто не присутствовала в ней никогда. В квартире остались только ее украшения, подаренные Радиком за все годы супружества. Драгоценности были сложены в фамильную шкатулку и оставлены на видном месте. Это лишний раз раздражало, потому что подтверждало чистоту Олиной души и полное отсутствие меркантильности.
Человек привыкает ко всему, особенно быстро – к хорошему. Видимо, именно эти качества набили оскомину Радику за долгие годы совместной жизни.
Горевал он недолго. Через пару месяцев в огромную квартиру на Остоженке въехала миловидная, заметно беременная женщина лет двадцати. Сразу после Нового года родился сын – его назвали Ильей. Новая жена так и не поняла, почему ее кумир настаивал именно на этом наречении.
Другая жизнь радика
Это своеобразная память организма, хранящая информацию об употреблении наркотиков. Если измерить в крови человека количество аутоантител к специфическим фрагментам нервных клеток, можно поставить диагноз «наркомания» даже через несколько лет после того, как человек перестал употреблять наркотики.
