Оказалось, жить с молодой глупой гусыней, которая на каждом шагу сообщала первому встречному, что является женой известного художника, удобно и комфортно. Гусыня раздувала и без того пухлые щеки при каждой возможности. Она считала должным сообщить всякому свободному слушателю, как непроста жизнь супруги известного человека. Собственно, Кристину достаточно было послушать один раз – все остальные монологи отличались лишь длиной пауз между предложениями. Паузами руководил мозг, который иной раз находился в активном состоянии – тогда речь Кристины была связной и плотной. Если же мозг отдыхал – а это в принципе было его нормальное состояние, – слова плохо соединялись в плавный поток, прерывались глубокими вздохами, протяжными эканьями и долговременными паузами. Впрочем, смысл не терялся – особенно для тех, кому удалось прослушать более мобильную версию Кристининых заготовок. Для разнообразия с Кристиной можно было поговорить о детях. Правда, в этом случае она была еще менее изобретательна: рассказ о том, как на шестом месяце отсутствия женских проблем – «Вы понимаете, да?» – симпатичная ростовчанка с двумя неповоротливыми извилинами в голове вдруг сообразила, что беременна, – вызывал сочувственные кивки и неоднозначные ухмылки. «Понимаете, я думала, что просто толстею и у меня в кишечнике ужасный метеоризм...» – комментировала Кристина. Ухмылки и смешки воспринимались как дружеская поддержка. Спутница великого художника не может думать иначе.
Еще одним коньком молодой жены были разговоры о пластической хирургии и психологах. О пластике девушка знала почти все. У нее были серьезные планы на будущее. Почти все свободное время девушка проводила у зеркала, моделируя свой и без того хорошенький носик. Она мяла и жала его со всех сторон, становясь похожей то на хрюшку, то на Майкла Джексона, но так и не могла понять, какой вид предпочтительней. Тогда она принималась за увеличение размеров губ, выворачивая их во все стороны и надувая щеки. Дальше продолжалась напряженная работа над формой и размером бюста, бедер и талии. Комната Кристины была завалена журналами о тренингах, диетах и пластической хирургии. Радик снисходительно наблюдал за своей пассией. Это была его игрушка – тупая, красивая девка, способная к деторождению и обремененная только материальными интересами. Зато Кристина была смешлива и беззаботна, к тому же снова беременна. Ее чванливое хвастовство не вызывало раздражения, напротив, Радику было приятно, что жена воспевает его на каждом шагу.
– Вы себе не представляете, как много работает мой Радик. Он буквально с ног валится от усталости! Посмотрите, он станет известным на весь мир!
Радик действительно валился с ног, правда, не всегда от усталости. Его образ жизни не сильно изменился. Изменился только повод для загулов: раньше он спасался от неразделенной любви, а сейчас отдыхал от непроходимой тупости и иногда, вспоминая старшего Илью и его мать, занюхивал горе белым порошком.
Радику хотелось жить, кайфовать, веселиться. Благо, нужды в деньгах не было. Противное тягучее чувство вины мешало жить на полную катушку. Именно из-за него Радику пришлось заняться благотворительностью. Он малодушно решил, что Бог сидит наверху со счетами и занимается сложением и вычитанием. Рад подумывал о том, чтобы усыновить пару ребятишек из детского дома, когда малышка Ася подрастет.
Как-то раз Радик, с трудом очнувшись после очередной попойки, добрался до ванной и, блуждая взглядом в поисках зубной щетки, сфокусировался на своем отражении в зеркале.
– Не может быть! – шепотом произнес он, когда осознал, что покрытое тонкой сеткой морщин желтое осунувшееся лицо принадлежит ему. Он почему-то вспомнил старшего или бывшего Илью в гробу. Рад принялся осторожно ощупывать кожу, будто проверяя, можно ли снять маску. Маска не снималась. Теперь это было его, Радика, лицо. А может быть, наоборот, – раньше на его лице была маска, а теперь она сошла и обнажилась истинная суть?
Правда, Кристина не заметила перемены – она все тем же протяжным голосом три раза в неделю просила денег на шопинг, отчитывала домработницу и часами разговаривала с мамой по телефону. Только маленький Илюха констатировал удивительное превращение, посмотрев на папу:
– Папа – жёвтый! – уверенно сказал он, показывая пальцем на Радика, и вернулся к своим машинкам.
С того дня началась другая жизнь Радика, заполненная пребыванием в дорогостоящих клиниках, сдачей анализов, капельницами, таблетками, уколами и правильным питанием. Посещение каждого нового доктора изменяло диагноз, но не влияло на картину в целом: Радик чувствовал, что умирает. Без боли, без физических страданий – просто из него уходила жизнь.
– Я уже почти мертв, – сказал художник и понуро уткнул голову в кулаки.
Диагноз
Детектор ошибок разрушается под влиянием самых разных причин, или его активность может становиться чрезмерной... Детектор ошибок в этом случае из полезного слуги превращается в злого хозяина.
Генрих понял, что рассказ пациента закончен.
– То есть, – подытожил ученый, – я – ваша последняя надежда?
– Честно говоря, я уже ни на что не надеюсь. На Бога надеялся – ездил в монастырь, и то вот – к вам отправили.
Генрих вопросительно посмотрел на Рада.
– Да, отец Сергей...
– Он вам посоветовал обратиться ко мне? – удивленно спросил Генрих.
– Нет, я встретил у него Бориса. А тот меня и привел к вам.
– Понятно, понятно. Ну что же, пойдемте со мной. Прошу вас строго следовать указаниям и не задавать лишних вопросов. Сразу хочу дать совет – чуда не произойдет. Я только установлю, есть ли у вас «очаг вины». Если он есть – вам повезло. В этом случае у вас появится шанс его ликвидировать. Как и когда – я вам не скажу. Впрочем, судя по всему, у вас не так много времени. – Генрих остановился и скептически оглядел пациента. Цинизм ученого вовсе не удивил несчастного Радика.
– Я знаю, – понуро откликнулся тот.
– Не расстраивайтесь, смерть – это тоже часть жизни.
– Слабое утешение, – Радик выдавил кривую улыбку и подумал, что иногда действительно лучше молчать, чем говорить. Особенно о смерти и особенно человеку с таким лицом, как у Генриха. Уж больно тот походил на изображения Мефистофеля.
Генрих указал на кушетку:
– Ложитесь, можете закрыть глаза и расслабиться. Думайте о хорошем.
Радик не понял, сколько времени провел в состоянии полудремы. За окном было темно. В лаборатории стоял мерный электрический гул.
Мефистофель что-то вычислял на компьютере.
– Очнулись? – отвлекся он от работы. – Я нашел! Вы понимаете? У вас есть шанс... Только..
– Что только? – Радик сел.
– Только поторопитесь. Я, кстати, тоже тороплюсь.
– Мне что, уходить? Вы не скажете, что мне делать?
– Я вам сказал, что я – не волшебник. Хотя могу сообщить, что с вашей помощью практически совершил еще одно открытие. В отличие от того, что я видел до сих пор, ваш очаг легко контурируется и имеет довольно правильную форму. Выражаясь простым языком, он более зрелый.
– Что это значит?
– Пока не уверен, но, думаю, для вас – ничего хорошего. Очевидно, наступает определенная стадия, на которой уже не так много шансов от него избавиться. Другими словами – вы скоро можете умереть. Но
