все же, раз есть причина, существуют и способы борьбы. Может быть, вам нужно просто посадить дерево, а может, спасти самолет от крушения или перевести бабушку через дорогу. Я не знаю. И никто не знает. Молитесь! – Генрих вдруг запнулся. – Или мужайтесь! Это все, что я могу вам сказать.
Радик встал.
– И на этом спасибо.
Он медленно направился к выходу.
– Постойте! – Генрих был невероятно возбужден. – У меня к вам огромная просьба. Если... Словом, если ничего плохого не случится, приходите ко мне месяца через три.
– До свидания. Точнее – прощайте. – Радик вышел вон.
Ученый поправил очки и вернулся к изучению результатов.
Так и есть. У парня практически не было шансов. «Очаг вины» был плотным, с четким, почти круглым контуром. Лишь в одном месте имелся малюсенький разрыв окружности. Скорее всего, точка невозврата наступит, когда этот разрыв превратится в сплошную линию. Ждать недолго.
Генрих почувствовал усталость. У него был очень длинный день. Он лег на кушетку и прикрыл глаза. Унылый облик Радика – последнее, что запомнил ученый перед тем, как погрузиться в сон.
Утром разбудила Арина. Она легонько дотронулась до его плеча, и Генрих, не открывая глаз, уловил аромат свежего кофе.
– Отлично, спасибо, я встаю.
Арина, услышав голос хозяина, заворчала:
– Ну как так можно? В одежде, на кушетке, не умывшись... Ведь теперь есть все условия, чтобы отдохнуть по-человечески и здесь. Душ специально для вас сделали, диван удобный в кабинете стоит. Девочек взяли мне в помощь. Работай – не хочу! А вы все туда же! Ночевать, дорогой мой, все равно нужно дома!
– Ну слава Богу, – Генрих сладко потянулся, – я уж думал, что девочек взяли для меня!
– Не больно-то они вам нужны, судя по-вчерашнему, – вздохнула Арина, – ну да ладно. Со временем я их научу, как с вами работать. На мне все-таки квартира, цветы и все такое.
Арина была прирожденной командиршей. Вся ее нерастраченная любовь была направлена на Генриха. С одной стороны, она мечтала, чтобы Генрих остепенился, завел семью и детей – тогда у Арины появилось бы обширное поле деятельности. С другой стороны, она слишком ревностно относилась к мысли о появлении в жизни Генриха любой значимой персоны женского пола. Не говоря уже о такой, как проститутка Эльфира. Слава Богу, трагическая любовь канула в лету. Генрих больше не вспоминал о девушке со странным именем.
Обе лаборантки были строго предупреждены о правилах поведения в рабочее и нерабочее время. Пока в их обязанности входила тщательная уборка помещения, смена белья на кушетке, приготовление и подача еды и скрупулезный контроль собственного внешнего вида. Пуговицы на халатиках должны быть застегнуты полностью, ногти коротко подстрижены, обувь – закрытая без каблука, на лице никакой косметики. Самодеятельность отставить! Все вопросы – только к Арине.
МНС Максим тоже был проинструктирован насчет должностных обязанностей. Самым главным заветом для всех было: НЕ МЕШАТЬ ГЕНИЮ РАБОТАТЬ!!! Это значило: тихонько и незаметно проверять ровность звука всех гудящих аппаратов, соединения проводов, наличие на местах канцелярских принадлежностей вплоть до ножниц. Само собой, обновление антивирусных программ и дублирование результатов исследований на запасной блок.
Прощение
Умозаключение – относительно простое мозговое действие, прочно базирующееся на имеющихся сведениях. Наверное, оно под силу практически каждому в своей области – в простейшей форме даже животным, – если мозг не отягощен болезнью, делающей всю веселую мозговую человеческую работу безрадостным трудом.
Генрих по инерции не замечал никого вокруг. Исследования «очага вины» занимали все его время и всю жизнь. Если бы кто-то спросил гения, как зовут лаборанток, он искренне удивился бы их наличию в принципе. Периодически звонил и заезжал с дружеским визитом Борис – это, пожалуй, был единственный человек, для которого делалось исключение в виде получасового перерыва. Обыкновенно Борис Мусорщик не приезжал просто так. Он или приводил очередного клиента, или заводил разговор о следующем. В такие дни лаборатория словно оживала: девушки обретали родные имена – Аня и Настя. Они как будто чувствовали, что именно сегодня и именно в это время приедет очаровательный лысый холостой мужчина, и начинали жужжать. Никакие злобные окрики Арины не влияли на ситуацию. В мгновение ока накрывалась поляна – роскошный чайный стол с серебряными десертными приборами, маленькими шоколадными эклерчиками, домашним вареньем, душистым медом и кедровыми орешками. За столом разрешалось присутствовать только Максиму – и то минут пять. На шестой сверкающие очи и злобные гримасы Арины убедительно давали понять, что время вышло, и пора дать Генриху возможность пообщаться с другом.
Одно из таких посещений получилось затяжным – Мусорщик не вышел из кабинета Генриха ни через полчаса, ни через час. Аня и Настя попрощались с надеждой получить дежурные сувенирчики от спонсора и разъехались по домам.
Причиной затяжной беседы был Радик.
Оказывается, он попал в больницу с сильнейшим отравлением лекарственными препаратами.
– Он решил уйти, ты понимаешь, профессор, он больше не хочет бороться – устал. Но даже для меня это неожиданно, потому что я думал – все, что угодно: авария какая-нибудь, кирпич на голову, споткнулся – не встал, – всякое бывает. Но чтобы сам?!
– Да, вероятно, не смог больше терпеть, – констатировал Генрих.
– Не знаю, не знаю. На мой взгляд, он, наоборот, стал лучше выглядеть в последнее время, как-то подтянулся, плечи расправил. Песенки даже иногда напевал. Он ведь помирился с Ольгой!
– Как это помирился?
Оказывается, сразу после посещения лаборатории Радик отправился к отцу Сергею.
Тот тепло приветствовал его и, как водится, предложил провести некоторое время в монастыре. Вид у Радика был удручающий – казалось, он выживает из последних сил. Кроме всего прочего, он был откровенно почти убит вердиктом ученого и уверен, что неизбежно умрет в скором времени. В обители он провел около недели, причем почти все время спал. Лишь один раз Сергей услышал «Войдите!», когда тихонько постучался в комнату гостя. Радик не стал скрывать ничего:
– Я никому не нужен, более того, мне кажется, что я со своими проблемами только мешаю своим близким. Для жены важно, чтобы не кончались деньги, дети боятся моего замученного вида, и их прячут от меня под благовидным предлогом. Но ято все вижу! Эта глупая гусыня совершенно не нуждается в моем внимании, вернее, как раз теперь мне бы не помешало ее внимание. Но я – такой, без толпы поклонников и дифирамбов – ей совершенно не интересен. Да, по-моему, она уже давно лишь делает вид, что у нас семья и, похоже, после моей смерти собирается замуж за молодого здорового тренера по фитнесу. Дотренировалась, сука, – как-то чересчур безразлично сообщил Радик.
Отец Сергей внимательно слушал исповедь художника, понимая, что тому необходимо выговориться.
– Верите, отец, у меня нет злости на нее. Когдато я сам так поступил с человеком, которого, пожалуй, мне послала судьба. Унижал, избивал, сына свел в могилу... Неужели это конец? – Радик с мольбой поднял глаза на священника.
– Не отчаивайся, сам себя отпусти. Прости всех и себя прости, думай о душе. Она ведь не умеет злиться, только мозг дает команду на гнев, страх, боль, зависимость... Мир создан нейтральным, и мы сами раскрашиваем его в разные цвета.
