Свен чувствовал, как лошадь все глубже и глубже погружается в бурлящую воду. Вода поднялась до колен, а в следующую секунду уже выше седла. Хедин видел, как лама и Шагдур кричат и машут руками, указывая ему путь, но ничего не было слышно из-за шума воды. И тут дно ушло, и лошадь поплыла-Хедин крепко вцепился в гриву. Их понесло течением, но, к счастью, на более мелкое место. Одним сильным рывком лошадь смогла выбраться на берег.
На форсирование реки ушло полчаса. Все, до чего прежде не сумел добраться дождь, промочила река. Хедин вылил воду из сапог и повесил их сушиться на седло.
Тибет, лагерь LIII,
5 августа 1901 года
На восьмой день пути они вышли к дороге, по которой паломники шли в Лхасу. Для конспирации даже между собой говорили только по-монгольски. Шагдуру было приказано обходиться с Хедином как со слугой.
Но одно происшествие поставило под сомнение всю их хитрую маскировку. Старый тибетец показал пальцем на Хедина и сказал: «Пелинг». Так тибетцы называли европейцев.
Пятого августа они разбили лагерь в долине на высоте 4850 метров над уровнем моря. Со всех сторон их окружали горы. На юго-востоке к самому небу вздымались снежные вершины.
В нескольких сотнях метров от их лагеря стояли черные палатки тибетских кочевников. Хедин обновил маскировку: втер в лицо, руки и шею чудо-состав «Хочу быть монголом» и только после этого прилег отдохнуть. В сумерках его разбудил Шагдур.
— Сюда идут три тибетца, — предупредил казак.
Шагдур и Гелинг-лама пошли им навстречу, Хедин остался в палатке. Ему показалось, что прежде, чем вернулся Шагдур, прошла вечность.
— Похоже, плохо для нас дело оборачивается, — сказал Шагдур по-русски. — Я не понял, о чем шла речь, но точно слышал слова «швед-пелинг», потом «чанто» (мусульманин), «бурят» и «Лхаса». Они сидят там и разговаривают. Лама, глядишь, вот-вот заплачет и всю дорогу кланяется.
Вскоре пришел и лама. Он был очень взволнован и начал рассказывать дрожащим голосом:
— Один из этих троих большой начальник. Он очень коварный, и у него хитрые глаза. Он сказал, что слышал о шведе-пелинге, который едет в Лхасу, и о большом караване с вооруженными европейцами южнее. А потом он задал тысячу вопросов.
Во время поездки лама учил Хедина отвечать на вопросы, которые обычно задают патрули, охраняющие Лхасу. Но сейчас самому ламе пришлось пройти через настоящий допрос, к которому он готов не был. Их явно подозревали. Человек, ведший допрос, приказал им оставаться на месте и обещал вернуться на следующий день.
Хедин был обеспокоен и удивлен тем, что тибетец говорил о «шведе-пелинге». Откуда он узнал? Хедин было подумал, что его выдал лама, который не мог лгать, но отбросил эту мысль. Он не мог поверить в то, что симпатичный монгол предал его.
Они засиделись до глубокой ночи, обсуждая, что их может ожидать. Гелинг-лама был вне себя от беспокойства.
Рано утром приехали трое других тибетцев и попросили Хедина снять монгольские очки с синими стеклами — они хотели увидеть его глаза. Свен их разочаровал. Глаза у него были карие, такие же темные, как у них самих. Потом им занадобилось посмотреть многозарядную винтовку Шагдура и револьвер Хедина, после чего они убыли.
Примерно через полчаса пришли четверо. Один из них, пожилой седой лама, сказал:
— Вы должны оставаться здесь и ожидать решения губернатора, можно вам ехать дальше или нет. До этого вы под арестом. Мы предоставим вам все необходимое.
А потом начали происходить неприятные вещи. В нескольких сотнях метров как будто из-под земли выросли пятьдесят всадников, одетых в красные, черные и серые халаты, в высоких белых шапках и с красными повязками на головах; они были вооружены копьями, мечами и дробовиками.
Хедин внимательно рассматривал их в бинокль. Определенно это были солдаты, хотя и смахивали на банду разбойников. Хедин видел, как они о чем-то разговаривают, энергично жестикулируя. Потом солдаты поставили большую белую палатку, разожгли костры. Пока ничего не происходило — казалось, солдаты не проявляют никакого интереса к трем монгольским паломникам. Но их присутствие пробудило в Гелинг-ламе страшные фантазии.
— Они приехали, чтобы нас убить, — сказал он мрачно. От того, что происходило дальше, его страхи только росли.
У Хедина тоже екнуло сердце, когда он увидел, как солдаты садятся на лошадей и собираются в плотную компактную группу. Галопом они понеслись прямо к их палатке. Он успел подумать о том, что если бы тибетцы действительно хотели их поубивать, то, наверное, сделали бы это как-нибудь проще.
Хедин и Шагдур взяли оружие на изготовку, солдаты устрашающе вопили, размахивали мечами и копьями. Копыта лошадей выбивали комья из вымоченной дождем почвы. Всадники были уже совсем близко. «Похоже, сейчас нам будет совсем плохо», — успел подумать Хедин. Но всадники разделились на две группы, обогнули палатку с двух сторон и вернулись к исходной точке.
Эта процедура повторилась несколько раз, после чего тибетцы начали упражняться в стрельбе. Спокойствия ни Хедину, ни его спутникам эти забавы не прибавили.
В середине дня солдаты снялись с места и поехали на северо-запад. «Уж не собираются ли они напасть на наш базовый лагерь?» — подумал Хедин.
Следующие несколько дней вокруг них постоянно шныряли разные личности — подглядывали, подслушивали. Какие-то люди увели лошадей и мулов. Хедина и его спутников караулили зорко, но обращались с ними скорее как с гостями, а не пленниками.
Гелинг-лама был настроен мрачно, он рассказал историю об одном ламе, которому из-за какого-то прегрешения запретили возвращаться в Лхасу. Чтобы заслужить прощение, он прошел весь путь из Зурги в Монголии до Лхасы следующим образом — делал шаг, ложился на землю с раскинутыми руками, поднимался на колени, потом в полный рост и повторял всю процедуру снова. У ламы ушло на это шесть лет. Гелинг- лама опасался, что его ожидает что-то подобное.
На третий день ареста, 8 апреля, с востока подъехала группа всадников. Они остановились перед палаткой, один из них спешился и представился на плохом монгольском — это был переводчик губернатора. Он учинил новый допрос и сказал, что без специального разрешения дорога в Лхасу им закрыта.
На следующий день переводчик появился опять и заявил, что губернатор приглашает их на ужин, на котором будет подан зажаренный целиком баран. Хедин вежливо отказался: он опасался, что их по-тихому убьют.
— Воспитанные люди, прежде чем приглашать на ужин, обычно знакомятся. Нам ничего не нужно от губернатора, а если он хочет чего-либо от нас, пусть приезжает сюда. Я не хочу, чтобы мною командовали люди, которых я вообще не знаю, — сказал Хедин с грубоватой прямотой, совершенно не сочетавшейся с обликом тихого слуги паломника.
Переводчик уговаривал Свена без малого два часа, но безуспешно. В конце, видимо в качестве решающего аргумента, он сказал, что если вернется без Хедина, то его разжалуют. Но Свен стоял на своем.
Через несколько часов из палаточного лагеря, выросшего в долине в нескольких километрах к югу, выехала группа всадников, выстроилась в линию и направилась к палатке Хедина. В середине на белом муле ехал человек в роскошном красном плаще поверх желтого шелкового халата, в зеленых монгольских бархатных сапогах и синей китайской шапке — губернатор Хладже Церинг.
Он остановил мула перед палаткой. Охрана засуетилась и моментально расстелила на земле ковер, потом накидала на него подушки, и губернатор изволил слезть с мула. За ним следовал высокий лама. Хедин пригласил их в палатку и предложил присесть на мешки с кукурузой, отчетливо попахивающие сыростью.
