— Открой мне, кто пробудил Мефосса.
— А если я не сделаю этого?
Краф бросил на нее бесстрастный взгляд.
— Тогда, — негромко произнес он, но его холодный и полный угрозы голос разнесся по замкнутому пространству брюха чудовища, — я тебя уничтожу.
Ладамаэ рассмеялась, и смех ее звучал еще безумнее прежнего.
— Что ж, ты можешь попробовать. Уверена, ты забыл, что в свое время мы немало значили друг для друга — или воображали, что это так. Хоть ты и натворил вместе с нами порядочно зла, прежде чем присоединился к Кругу Древних и решил забыть, что не всегда был защитником мира, до наших деяний тебе всегда было далеко. Тебе-то на самом деле только хотелось знать, не сможешь ли ты победить Хранителей времени и похитить их драгоценную книгу. Для тебя это было просто игрой.
— Лучше бы тебе этого не делать, — уронил старый волшебник.
Хвост вокруг шеи Джага сжался, однако, еще крепче. Ему уже казалось, что его голова постепенно отделяется от тела.
И тут Краф — гораздо стремительнее, чем двеллер мог себе представить, ударил посохом по хвосту Ладамаэ. Джага отчаянно тряхнуло, а потом хватка на его шее ослабла. С проворностью двеллера, привыкшего самому о себе заботиться, он высвободил голову и, спрыгнув вниз, отскочил в сторону, скользя подошвами и стараясь не думать о том, что в любой миг в спину его может вонзиться меч Ладамаэ.
Женщина издала яростный вопль, эхом разнесшийся по утробе мертвого исполина.
Джаг, готовясь отбиваться до последнего, подобрал валявшийся неподалеку короткий меч и обернулся, страшась увидеть, что Краф умирает или уже мертв.
Однако опасения его оказались излишними — старый волшебник вступил в схватку со своей давней приятельницей, демонстрируя мастерство и стремительность, которых двеллеру трудно было от него ожидать, даже не беря в расчет того, как изнурен был Краф после боя с морским чудовищем.
И все же ему приходилось нелегко. Ладамаэ действовала своим обсидиановым клинком с мастерством воина, рожденного для сражений. Пока что Краф отбивал посохом каждый ее удар; и всякий раз, когда древко его сталкивалось с обсидианом, вокруг разлетались мириады зеленых искр.
Джаг решил, что самое время прийти волшебнику на помощь, однако осуществить своего намерения не успел.
— Прочь, подмастерье, — взревел Краф, блокируя очередной удар меча. — Это только мое дело!
«А чьим оно, хотелось бы знать, станет, если ты проиграешь», — подумал Джаг. До разреза, проделанного им в туше исполина, было довольно далеко. Двеллер не сомневался, что Ладамаэ догонит его, прежде чем он успеет туда добраться. И тут он увидел, что она, незаметно для волшебника, кончиком хвоста выхватила из-за голенища сапога нож. Краф, отразив очередной удар ее меча, взмахнул посохом, метя противнице в голову. Та, зашипев от злости, все же успела уклониться, и вперед стремительно метнулся кончик хвоста с зажатым в нем ножом.
Крафу лишь в последний момент удалось остановить этот коварный выпад навершием посоха, удерживая другим его концом меч Ладамаэ. Блокируя оба клинка, волшебник ногой оттолкнул женщину, которая не упала навзничь лишь потому, что смогла удержаться, используя для опоры свой хвост. Краф шагнул вперед, взмахнул посохом, но на сей раз ударил им по камню.
Тот немедленно взорвался алым светом такой силы, что Джаг на какое-то время просто ослеп. Он тщетно пытался разглядеть, жив ли еще старый волшебник. Когда же возможность различать предметы наконец к нему вернулась, двеллер, к своему облегчению, увидел, что Краф цел и невредим.
На лице стоявшей перед волшебником Ладамаэ изумление быстро сменилось ужасом.
— Краф, — прошептала она обреченно, — ты все-таки сумел меня убить…
На глазах у Джага ноги женщины в один миг словно покрылись известковым налетом, который начал быстро распространяться по всему ее телу.
— Не-е-ет, — прошептала она жалобно, словно ребенок. Когда белизна достигла ее головы, Ладамаэ превратилась в неподвижную статую, которая начала на глазах покрываться мелкими трещинками и вдруг осела, рассыпавшись кучей мелкого порошка.
Природное любопытство заставило двеллера подойти поближе. Несколько секунд он ошеломленно смотрел на то, что осталось от грозного противника, после чего наклонился и ткнул пальцем в белый порошок, который уже начал растворяться под воздействием плещущего под ногами желудочного сока хорвума.
— Соль, — сказал Краф. — Когда я разрушил камень, Ладамаэ превратилась в соль. Она мертва. — По щеке старого волшебника стекла одинокая слеза. — Кое-что…
Голос его сорвался, но Краф быстро овладел собой.
— Кое-что ты должен знать, подмастерье, если когда-нибудь соберешься писать об этом. — Он с трудом заставил себя взглянуть двеллеру в глаза. — Ладамаэ не всегда была порождением зла. Когда-то она была… прекрасной девушкой. А потом ее совратили. — Волшебник тяжело вздохнул. — Собственно, это я ее совратил.
Джаг уставился на него с открытым ртом. В голове у него вертелись, стремясь вырваться наружу, вопросы, которые обязательно надо было задать.
— Вы… вы помогли украсть Книгу Времени у тех, кому она принадлежала?
Лицо старика стало жестким.
— Этого мы сейчас касаться не будем, подмастерье.
— А Великий магистр знает?
— Я же сказал: довольно об этом! — Краф угрожающе выпрямился во весь свой рост. — Не стоит меня раздражать.
И тут двеллер все понял.
— Значит, не знает. Как вы могли скрыть это от него?
Затуманенные слезами глаза волшебника вспыхнули зловещим зеленым пламенем. И Джаг моментально осознал, что находится на волоске от гибели. Но Краф быстро взял себя в руки.
— Мы уходим, — бросил он. — Уходим немедленно, и не советую тебе когда-либо впредь хотя бы заикнуться об этом.
Повернувшись, волшебник пошел прочь. Джаг проводил его взглядом. Он не знал, что ему теперь делать. Даже если он расскажет о том, что узнал, на «Одноглазой Пегги», если даже сумеет заставить Халекка и остальных гномов поверить ему, несмотря на их многолетнюю дружбу с Крафом, он этим лишь подвергнет опасности и их жизни.
— Подмастерье, — сказал волшебник, — тебе что, особое приглашение требуется?
Двеллер, охваченный смятением и горечью, поднял фонарь и неохотно последовал за волшебником. Обернувшись в последний раз, он бросил взгляд на горстку тающей соли — все, что осталось от прекрасной некогда женщины по имени Ладамаэ.
Поднявшись на борт «Одноглазой Пегги», двеллер посмотрел на мертвое чудовище, притороченное к борту корабля. На море опустилась ночная тьма, но экипаж продолжал устранять повреждения при свете фонарей и бледных отблесках лун.
— Что, так ничего и не нашли? — осведомился подошедший к ним Халекк.
— Ничего существенного, — спокойно отозвался Краф. В голосе волшебника не слышалось ни малейшего признака того, что он лжет.
«Чему здесь удивляться, — сказал сам себе Джаг. — У старика было достаточно времени, чтобы неплохо научиться лгать».
— Но эта гадина мертва, я надеюсь? — спросил капитан пиратов.
— Больше она не оживет, — заверил его Краф и оглянулся на двеллера.
Тот сделал вид, что не заметил этого взгляда; в конце концов, он все равно не собирался ничего говорить о случившемся на корабле. Разве что попозже, когда они подойдут ближе к берегу и будет куда сбежать в случае чего.
А может, к тому времени будет слишком поздно, потому что Краф его на всякий случай прикончит. Такой ход мысли Джагу совсем не нравился, однако он понимал, что так оно, скорее всего, и будет. Двеллер
