проревел.
– Не надо мне ничего, дамочка, – сказал он. – Наши парни – рыцари дорог, запомните!
Она улыбнулась.
– Хорошо – большое вам спасибо.
– Большое пожалуйста, – он улыбнулся ей, неуместно, наигранно. Первые лучи солнца расцветили горизонт на востоке.
Речел улыбнулась в ответ и осторожно выехала со стоянки станции техобслуживания. Посмотрев в обе стороны на всякий случай, она выехала на шоссе и через пять минут была на развилке, в том месте, где свернула с дороги на север выпить кофе. Кофе помог больше, чем она думала. Она чувствовала себя полностью проснувшейся. Никакой дремоты. Ее глаза совсем не устали. Но у Речел осталось такое впечатление, что ее погладили против шерсти, ей казалось, что ею манипулируют какие-то силы. Отвалившийся контакт аккумулятора…
Но больше никаких задержек…
Она нервно засмеялась. А не опоздала ли она?
Что-то непоправимое уже случилось.
Глупо. Смешно. Но Речел стала гнать машину все быстрое и быстрее.
В пять часов, когда Джад попытался отразить первый удар скальпеля, взятого из черного саквояжа его хорошего друга доктора Луиса Крида; когда дочь Луиса Крида проснулась, вскочила с кровати с криком, испугавшись кошмара, который тут же милосердно растаял, Речел миновала поворот и проехала по улице Хаммонд неподалеку от кладбища, где в гробу ее сына вместо тела Гаджа Лежал заступ. Она проехала по мосту между Бревером и Бангором. В пять пятнадцать она уже мчалась по 15 шоссе в Ладлоу.
Она решила пойти прямо к Джаду и потребовать, чтобы он выполнил свое обещание. На дорожке перед ее домом «Цивика» не было, и хотя Речел и подумала, что машина может быть в гараже, дом выглядел спящим, пустым. Ничего не подсказывало ей, что Луис уже дома.
Речел припарковалась возле дома Джада и вылезла из «Чеветты», осторожно оглядевшись. Трава стала тяжелой от росы, искрящейся в утренних лучах солнца. Где-то пропела птица, а потом наступила тишина. Только несколько раз в детстве, просыпаясь на заре, не потому что надо, а просто так, она чувствовала себя так одиноко и испытывала такой душевный подъем – парадоксальное ощущение смеси нового и старого. Но в это утро она не ощутила ничего чистого и хорошего. Было только постоянное, давящее чувство, от которого она не могла избавиться с момента тяжелой утраты.
Речел поднялась по ступенькам и остановилась у двери, ведущей на веранду, не позвонив в старомодный звоночек над дверью. Когда она увидела звоночек в первый раз, она была очарована, да и Луис тоже. Знаете, такой звоночек поворачиваете, потом отпускаете и раздается музыкальный звук – архаичный и восхитительный.
Речел вначале потянулась было к звонку, но потом ее взгляд скользнул на половик, лежащий на ступеньках, и она нахмурилась. По половичку тянулась цепочка грязных следов. Оглядевшись, Речел увидела, что следы ведут прямо к двери. Очень маленькие такие следы. Детские следы – так они выглядели. Но ведь Речел вела машину всю ночь, и нигде никакого дождя не было. Ветер был, дождя не было.
Она долго смотрела на следы – на самом деле долго… а потом с удивлением обнаружила, что у нее нет сил звонить в звонок. Рука Речел упала, словно омертвевшая.
«Я предвидела все это. Предвидела, что звонок не сможет нарушить этой тишины. Джад, скорее всего, улегся спать, после всего, что случилось. Звонок разбудит его…»
Но почему же она испугалась? Нервы Речел были напряжены до предела, страх засел глубоко в ней, с тех пор как она поняла, что кто-то пытается усыпить ее, а сейчас появился другой, сильный страх… что-то связанное исключительно с этими маленькими следами. Следами, размер которых…
Она попыталась отогнать эту мысль, но ей не удалось. Слишком поздно, соответствовал размеру ботиночек Гаджа. Остановить это. Но как ты сможешь это остановить? Пересилив себя, она потянулась и позвонила. Звук оказался даже громче, чем она предполагала, и совсем не музыкальный… грубый, скрипучий крик в тишине. Речел отскочила, нервно хихикнув, хотя во всем этом не было ничего смешного. Она ждала шагов Джада, но никаких шагов не было. Стояла тишина, полная тишина; Речел начала спорить сама с собой: стоит или нет снова звонить в этот звонок, а потом из-за двери послышался звук – звук, который Речел не ожидала услышать.
– Мяоу!.. Мяоу!.. Мяоу!
– Черч? – удивилась Речел и немного испугалась. Речел подалась вперед, но разглядеть ничего было нельзя: стекло на двери, ведущей в дом, было закрыто опрятной белой занавеской. Работа Нормы. – Черч, это ты?
– Мяоу!
Речел толкнула дверь. Та оказалась незапертой. Черч был там. Сидел на веранде прямо посреди, обернув хвостом передние лапы. Мех кота был испачкан чем-то темным. «Грязь», – подумала Речел, а потом увидела капли на линолеуме. Капли были красными.
Кот поднял лапу и начал ее облизывать, но глаз с Речел не сводил.
– Джад? – позвала она снова, теперь уже по-настоящему встревожившись. Она шагнула вперед.
Дом молчал. Стояла тишина.
Речел попыталась собраться с мыслями, но единственное – образ ее сестры Зельды – был у нее в голове. А кроме Зельды только расплывчатые мысли. Речел видела, как перекручены руки Зельды; как та пыталась стукнуться головой о стену, когда приходила в ярость – разлетелись газеты, на штукатурке появились трещины. Но сейчас не время думать о Зельде, не сейчас, когда с Джадом могло что-то случиться. Может, он упал? Он ведь старик.
«Думай о Джаде, а не о снах, которые видела в детстве, снах, в которых ты открывала дверцы стенного шкафа, а Зельда выпрыгивала оттуда, усмехаясь; снах о существе, спрятавшемся в ванной, и о глазах Зельды, следящих за тобой из унитаза; снах о Зельде, затаившейся в подвале за печкой; снах…»
Черч открыл рот, продемонстрировав острые зубы, и снова прокричал:
– Мяоу!
«Луис был прав. Мы никогда не сможем его исправить. Черч никогда не станет таким, как был раньше. Но ведь Луис сказал, что если кастрировать кота, то у него пропадут все агрессивные инстинкты. Луис ошибся насчет этого: Черч стал охотником. Он…»
– Мяоу!
Черч повернулся и нырнул в гостиную, стал подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж.
– Джад? – снова позвала Речел. – Вы здесь?
– Мяоу! – закричал Черч с верхней площадки лестницы, словно утвердительно отвечая на вопрос Речел, а потом он исчез.
«Как он попал в дом? Джад его пустил? Почему?»
Речел переминалась с ноги на ногу, не зная, что делать дальше. Хуже всего, что все это казалось… казалось… казалось какой-то скоростью, так словно что– то хотело заманить ее туда и…
А потом сверху донесся стон – низкий голос, полный боли – голос Джада, точно, голос Джада. «Он упал в ванной, может быть, споткнулся и сломал ногу, а может, только растянул сухожилие. Все может быть. Старые кости такие хрупкие, и о чем ты, девочка думаешь, во имя Бога, раз стоишь здесь, переминаясь с ноги на ногу, когда ты должна идти наверх? А ведь у Черча шкура была в крови. Джад до крови разбился, а ты стоишь здесь! Да что с тобой?!»
– Джад!
И снова донесся стон. Речел помчалась вверх по лестнице.
Раньше она никогда не была в этой части дома. Из-за того, что окно в конце коридора выходило на запад, к реке, тут было довольно темно. Коридор вел прямо от лестницы в заднюю часть дома; перила вишневого дерева придавали лестничной площадке наверху особую элегантность. Там, на стене, висела картина, изображающая Апокалипсис и…
