возвращался назад к плите, когда зазвонил телефон.
Луис не сразу среагировал на телефонный звонок, но повернулся и посмотрел на телефонный аппарат, почувствовал себя медлительной, глупой пешкой в некой игре, которую только сейчас начал замечать, но так и не понял до конца.
«Не отвечай! Ты не хочешь отвечать, потому что сообщить могут только плохие новости. Тот конец провода ведет за угол, во тьму, и я не думаю, что ты хочешь узнать, кто там звонит тебе, Луис. На самом деле, я думаю, не стоит брать трубку. Не отвечай. Пусть звонит себе и звонит. Машина в гараже, садись на нее и уезжай, но не бери телефонную трубку…»
Луис пересек комнату и взял трубку, оперевшись одной рукой о стену, как всегда делал раньше. Звонил Ирвин Голдмен, и когда Ирвин уже сказал Луису «здравствуй», Луис заметил цепочку следов, пересекающих кухню, – маленьких, грязных следов – и сердце замерло у него в груди. Луису показалось, что глаза у него вылезли на лоб. Луису показалось, что если бы сейчас он увидел себя в зеркале, он увидел бы типичного лунатика семнадцатого столетия… Это были следы Гаджа. Гадж был здесь. Он приходил сюда ночью. Так где же он?
– Это Ирвин, Луис… Луис? Это ты? Алло?
– Да, Ирвин, – ответил Луис. Он уже знал, что скажет ему Ирвин. Он понял, откуда взялась синяя машина. Он все понял. Провод… провод и правда уходил в темноту… Луис мог бы быстро пойти вдоль него, держась за него рукой. Ах, если бы он просто разрезал провод, а не поднимал трубку! Нет, это был провод для него, он должен был ответить на звонок.
– Я подумал было, что нас разъединили, – сказал Голдмен.
– Нет, просто трубка выскользнула из руки, – сказал Луис спокойным, печальным голосом.
– Речел добралась домой?
– Да, конечно, – сказал Луис, подумав о синей машине. Черч нежился на ее крыше, а машина стояла на месте. Луис не сводил взгляда с грязных следов на полу.
– Я хочу поговорить с ней, – сказал Голдмен. – Прямо сейчас. Это касается Елены.
– Элли? Что с Элли?
– Я думаю, Речел…
– Речел тут сейчас нет, – грубо сказал Луис. – Она уехала, чтобы купить хлеба и молока. Что с Элли? Говори, Ирвин!
– Мы отвезли ее в больницу, – неохотно сказал Голдмен. – Она видела плохой сон или несколько плохих снов. У нее началась истерика и нам не удалось привести ее в чувство. Она…
– Они давали ей успокоительное?
– Что?
– Успокоительное? – повторил Луис. – Они давали ей успокоительное?
– Да, да. Они давали ей таблетки и она снова уснула.
– Что она говорила? Что ее так сильно напугало? – Луис сжал телефонную трубку так, что у него побелели костяшки пальцев.
Молчание на том конце провода… Ирвин Голдмен долго молчал. Луис не прерывал молчания, он ждал.
– Слова девочки очень испугали Дору, – наконец сказал Ирвин. – Девочка еще долго бормотала после того… после того как накричалась. Дора сама почти… ты понимаешь.
– Что говорила Элли?
– Она сказала, что Оз – Великий и Ужасный убил ее маму. Только она сказала по-другому. Она сказала.., она сказала: «Оз – Веикий и Ушшасный» так, как говорила наша другая дочь. Наша Зельда. Луис, поверь мне, когда я услышал это, захотел задать Речел вопрос: как много она рассказывала Елене о Зельде? Рассказывала ли она об этом тебе? О смерти Зельды?
Луис закрыл глаза. Земля ушла у него из под ног. Голос Голдмена доносился до него словно сквозь толстую подушку тумана.
«Ты можешь услышать звуки, похожие на голоса, но это кричат гагары дальше к югу от Тропы. Эти голоса влекут к себе…»
– Луис, ты слушаешь?
– Элли пришла в норму? – спросил Луис и собственный голос показался ему каким-то отрешенным. – Теперь с Элли все нормально? Что говорят врачи?
– Шок после похорон, – ответил Голдмен. – Я вызвал своего доктора. Латропа. Хороший человек. Он сказал, что девочка сильно возбуждена. Она проснется сегодня после полудня и будет в порядке, может, даже не будет ничего помнить. Но я думаю, что Речел должна вернуться в Чикаго. Я беспокоюсь, Луис. Я хочу, чтобы вы вместе приехали сюда.
Луис не ответил. «А Бог глазел на воробья», – так сказал Король Джеймс. Луис, однако еще незаметнее, и глаза Бога явно не смотрели в его сторону.
– Луис, Гадж мертв, – проговорил Голдмен. – Я знаю, это трудно осознать.., для тебя и Речел.., но твоя дочь жива, и очень нуждается в вас.
«Да. Я понимаю это. А вот ты, должно быть, глупый, старый пердун, Ирвин. Но, может, ужас, который случился, когда в апреле 1965 года твои дочери – две сестры оставались одни, затронул и тебя, а? Элли нуждается во мне, но я не могу приехать к вам, дорогая доченька и милый тесть, потому что сам боюсь… ужасно боюсь… что на моих руках кровь твоей матери, милая Элли».
Луис посмотрел на свои руки, на грязь, засохшую на пальцах. Эта грязь очень напоминала грязь на кухонном полу.
– Все в порядке, – сказал он. – Я понимаю. Мы приедем, как только сможем, Ирвин. Возможно, к вечеру уже будем у вас. Спасибо.
– Мы сделаем все, что возможно, – сказал Голдмен. – Но, наверное, мы тоже уже состарились. А может, мы всегда были такими?
– Элли говорила что-нибудь еще? – спросил Луис. Ответ Голдмена похоронным колокольным звоном отозвался в сердце Луиса.
– Да больше ничего. Только в конце она добавила: «Пасков сказал, что уже слишком поздно».
Луис повесил телефонную трубку и отправился назад к плите, по-видимому решив продолжить приготовление завтрака… или для того, чтобы все убрать и забыть о еде. Он и сам не знал, на чем ему остановиться. На какое-то время он застыл посреди кухни, охваченный волной слабости, накатившей на него, совершенно обессилившей, а потом упал у двери… «упал в обморок» – так сказать было бы правильнее. Его разум устремился через мрачные бездны. Ему казалось, что его снова и снова переворачивает, словно он делал мертвые петли, раз или два. Потом он ударился больным коленом о хромированный болт и боль пронзила все его тело, подняла с пола и заставила закричать. Мгновение он простоял согнувшись, слезы навернулись у него на глаза.
Наконец, Луис поднялся на ноги, встал покачиваясь. В голове у него прояснилось. Что теперь?
Желание убежать пришло к нему снова, теперь уже в последний раз. Оно было сильнее, чем обычно… Луис снова ощутил приятную тяжесть ключей от машины, лежащих в кармане штанов. Он сядет в «Цивик» и уедет в Чикаго. Он приедет к Элли и останется рядом с ней. Конечно, Голдмены почувствуют, что тут что-то не так, что что-то неладно, а он просто заберет свою девочку… вырвет ее из их лап, если понадобится.
Потом у него опустились руки. Желание убежать было рождено не чувством опустошенности, не чувством вины, не отчаяньем или временной слабостью… Все дело в следах грязи – следах маленьких ножек на полу в кухне. Мысленно Луис представил себе тропинку этих следов, протянувшуюся через всю страну – сперва в Иллинойс, потом во Флориду… через весь мир, если понадобится. Ты породил это, признайся, и оно всегда найдет путь к твоему дому.
Однажды наступит день, когда ты откроешь дверь, а там будет стоять Гадж – безумная пародия на него, и ухмыляться грязной усмешкой. Его чистые, синие глаза станут желтыми и глупыми. Или Элли откроет дверь ванной комнаты, чтобы утром умыться, а в ванне будет сидеть Гадж, тело которого будут пересекать
