Ладлоу, и люди, те, кто видел, как она садилась в поезд, говорили, что у нее было два огромных синяка и чемодан с ее пожитками. Алан.., он никогда не говорил об этом. Джордж умер в 1950 году, и если и оставил потомков, то я никогда не слышал ни о его внуке, ни о его внучке. Ганнибала вышибли со службы, потому что случилось нечто, похожее на то, что предсказал Тиммоти Батермен. Просто я не хочу говорить об этом – тебе не знать.., но скажем так: незаконное присвоение городской собственности, и это будет близко по смыслу, я так считаю. Пошли разговоры, что он едва не проворовался, но вообще разговорами все и кончилось. Увольнение со службы – это для него было суровым наказанием, ведь он всю жизнь строил из себя большого человека.., но все предсказания Тимми пошли на пользу этим людям. То есть, вот, что я имел в виду… Людям всегда тяжело, когда им говорят правду в глаза, но иногда это необходимо. Ганнибал устроился в Восточный Центральный госпиталь, сразу после войны. Алан Пуринтон стал одним из самых щедрых людей. А у старого Джорджа Андерсона было единственное желание: до конца своих дней работать на почте… И плохо лишь то, что приходится говорить об этом. Плохо, что нам приходится помнить о плохом.., но мы знаем, чего опасаться. Тиммоти Батермен отправился на войну хорошим, обычным ребенком, может, немножко туповатым, но добрым. Тварь, которую мы увидели в тот вечер в лучах заходящего солнца, – это было чудовище. Может, это был зомби, дух или демон. А может, у такой твари и вовсе имени нет, но Микмаки о таких как Тимми, все знали, не важно с именем они или без.
– Откуда? – онемев, спросил Луис.
– Что-то было в том прикосновении Вакиньяна… – ровно проговорил Джад. Глубоко вздохнув, он мгновенно подождал, откинулся на спинку стула, посмотрел на часы. – Тяжелый день. Уже больше часа, Луис. Я рассказал раз в девять больше того, что собирался рассказать.
– Сомневаюсь, – возразил Луис. – Слишком красноречиво ты говорил. Но скажи: чем закончилась та история?
– Через две ночи в доме Батерменов случился пожар, – рассказал Джад. – Дом сгорел. Алан Пуринтон сказал, что Тварь погибла в огне. Керосин вспыхнул сразу в нескольких местах. Там еще три дня стоял запах дыма.
– Оба сгорели?
– Да. И отец и сын. Но они умерли раньше. Папаша дважды прострелил грудь своего сынка. Стрелял он из старого кольта. Пистолет нашли в руках Билли Батермена, словно он после застрелился. Все выглядело так, словно сначала он убил своего мальчика, уложил труп на кровать и поджег дом, а потом он сел в свое любимое кресло у радиоприемника и взял в рот дуло кольта, сорок пятого калибра…
– Боже, – только и сказал Луис.
– Они замечательно обуглились, и местный врач сказал, что у него такое впечатление, что Тиммоти Батермен умер за две-три недели до пожара.
Наступила тишина.
Потом Джад все же продолжил:
– Я не преувеличиваю, когда говорю, что я мог стать причиной того, что твой сын умер, Луис. Микмаки знали то место, но ничего не знали о том, кто именно создал его. Микмаки же не всегда тут жили. Они пришли, кажется, из Канады, а может, даже из Азии, из Славянских земель. Они прожили тут, в Мэйне, тысячу лет, а может, и две тысячи… точно нельзя сказать, потому что они почти никаких следов не оставили на этой земле. А теперь они ушли… и пришли мы, хотя наши следы надолго останутся на этой земле, не важно. Но место выглядит не слишком-то реальным для тех, кто живет тут, Луис. Никто не владеет им, и оно так и остается тайным. Оно – злое, проклятое место, и я поступил неправильно, когда отвел тебя туда, похоронить кота Элли. Теперь я это понимаю. Это место могущественно, и ты должен его остерегаться, если хочешь, чтоб с твоей семьей и тобой все было хорошо. Я не хочу бороться с этим. Ты спас жизнь Нормы, и я хотел что-то сделать для тебя, а это место повернуло все мои благие намеренья во вред. Оно сильное.., и я думаю, его сила накатывается время от времени, словно фазы луны. Раньше оно было лишено силы, а теперь я замечаю, что сила возвращается. И я боюсь, что злая сила воспользовалась мной, чтобы через тебя дотянуться до твоего сына. Ты видишь, что я наделал, Луис? – его глаза с мольбой смотрели на Луиса.
– Ты говоришь, что то место знало о предстоящей смерти Гаджа, я так понимаю? – сказал Луис.
– Нет. Я говорю, что то место могло убить Гаджа, потому что я рассказал тебе о его силе. Я говорил тебе: может оказаться, что это я из самых хороших побуждений убил твоего сына, Луис.
– Я не верю в это, – дрожа, проговорил Луис. – Нет. Этого не может быть.
Он крепко сжал руку Джада.
– Завтра мы похороним Гаджа. Похороним его в Бангоре. И в Бангоре он и останется. Я не хочу перетаскивать его на Хладбище Домашних Любимцев или еще куда.
– Пообещай мне, – грубо попросил Джад. – Пообещай!
– Я обещаю, – сказал Луис.
Но где-то в глубине он презирал свое обещание.., и его обещание было нарушено.
Глава 40
Ничего не случилось.
Все это: гудящие грузовики «Оринго»; пальцы, которые прикоснулись к джемперу Гаджа, а потом и сам Гадж, красиво раскатанный… Речел, появляющаяся на людях в домашнем халате; Элли, носящаяся с фотографиями Гаджа и тащившая его складной стульчик к себе в кровать, слезы Стива Мастертона; драка с Ирвином Голдменом; ужасная история о Тимми Батермене, которую рассказал Джад Крандолл, – все это заполнило голову Луиса Крида, все это пронеслось перед ним.., все, что случилось с тех пор, как он помчался за своим сыном, выскочившим на дорогу. За спиной у него пронзительно закричала Речел… «Гадж, возвращайся! Не беги дальше». Но Луис не расточал в беспорядке вздохи. События надвигались, надвигались, и, конечно, кое-что и в самом деле случилось: Луис услышал рев приближающегося по дороге грузовика, что-то повернулось в его голове, и он услышал, как Джад Крандолл говорил Речел в первый день их пребывания в Ладлоу: «Вы только приглядывайте за дорогой, миссис Крид. По этой дороге ездит много больших грузовиков».
Гадж уже спускался по откосу, переходящему в обочину 15 шоссе, его сильные ножки скользили, и в мире все было бы правильно, если бы он упал и растянулся, но он не падал, а все шел дальше, а грохот грузовика становился все ближе и ближе Грохот становился громче – рычащий звук, который Луис иногда слышал, лежа в кровати, когда грезил на грани сна. Потом послышался утешающий визг тормозов, но сейчас этот звук ужаснул Луиса.
«О, мой бог, великий Иисус, дай мне поймать Гаджа! Не дай ему выскочить на дорогу!»
Луис рванулся из последних сил и прыгнул, бросив тело прямо и параллельно земле, словно футболист19, пытающийся перехватить противника, схватить его за ноги. Луис видел свою тень, скользящую над травой, вслед за ним, и вспомнил о воздушном змее, «ястребе», тень которого вот так же скользила по полю миссис Винтон.., и вслед за Гаджем, Луиса вынесло на дорогу. Пальцы Луиса схватили малыша за джемпер.., а потом Луис подхватил малыша…
Он отбросил его назад и приземлился, ударившись скулой о дорожку, ведущую к дому, разбил себе нос. Его яйца отозвались сильной болью… «Оххх, если бы я знал, я бы не стал нынче играть в футбол, и всегда бы носил плавки, а не семейные трусы». Но та боль и боль разбитого носа ушли на задний план, когда он услышал оскорбленные завывания Гаджа, который приземлился на плечи, упал на спину на краю лужайки, ударившись головой. Через мгновение его плач утонул в реве пролетевшего мимо грузовика, гудок которого звучал почти победно.
Луис, переполненный злостью, приподнялся, держась руками за низ живота, а потом, придя в себя, взял сына на руки. Через мгновение к ним присоединилась Речел, истерически кричавшая на Гаджа:
– Никогда не выбегай на дорогу, Гадж! Никогда! Никогда! Дорога – плохая! Плохая!
А Гадж был так удивлен этими поучениями, что перестал плакать и кричать, а стал таращиться на свою мать.
– Луис, ты разбил нос, – сказала Речел, а потом обняла его так неожиданно и сильно, что на
