Воскрешение.., ах, какое это замечательное слово!
Ты должен послать на х.. эту мысль. Даже не думай об этом!
Потом владелец похоронного бюро сказал:
– Аминь, – Луис взял Речел за руку и повел ее прочь. Речел зашипела, протестуя; она хотела еще мгновение постоять…
– ..пожалуйста, Луис, – но Луис был уверен, что поступает правильно. Они направились к машине. Луис увидел владельца похоронного бюро, собирающего черные зонтики с выгравированным на ручке адресом своего бюро у расходящихся с кладбища. А потом владелец похоронного бюро передал зонтики своему помощнику, который поставил их в стойку для зонтов, выглядевшую на кладбище совершенно неуместно. Она тоже стояла на кусочке мокрого зеленого пластика. Одной рукой Луис держал Речел за правую руку, другой – за левую руку Элли в белой перчатке. Элли надела то же платье, что надевала на похороны Нормы Крандолл.
Джад пошел за Луисом и помог ему, посадил дам в машину. Джад тоже выглядел так, словно провел тяжелую ночь.
– Ты в порядке, Луис?
Луис кивнул.
Джад, наклонившись, заглянул в машину.
– Как ты, Речел? – спросил он.
Старик осторожно прикоснулся к ее плечу, а потом посмотрел на Элли.
– А как ты, дорогая?
– Я в порядке, – ответила Элли и продемонстрировала чудовищную улыбку акульих пропорций, демонстрируя старику, что ей просто здорово.
– Что за фотографию ты держишь?
На мгновение Луис подумал, что Элли не отдаст фотографию, только покажет ее Джаду, но потом с болезненной беззастенчивостью девочка протянула фотографию старику. Он подержал ее в своих больших пальцах.., пальцах, которые были такими неуклюжими и выглядели как-то неловко, пальцами, которые годились только для того, чтоб держать ручку передач больших машин, сцеплять вагоны на железнодорожной линии.., но это были те пальцы, которые извлекли жало пчелы из ранки на шее Гаджа с ловкостью заправского фокусника.., или хирурга.
– Ох, какая фотография, – сказал Джад. – На самом деле, очень милое фото. Это ты посадила малыша на санки? Он тут хорошо выглядит, правда, Элли?
Заплакав, Элли кивнула.
Речел начала было говорить, но Луис сжал ее руку.., подожди.
– Я едва усадила его туда, – ответила Элли, плача. – А он все смеялся и смеялся. Тогда мы прибежали домой, а мамочка дала нам какао и сказала: «Снимите свои ботинки», – Гадж сорвал их и закричал: «Тинки! Тинки!» и так протяжно, что мне уши заложило. Помнишь, мамочка?
Речел кивнула.
– Конечно. Могу поспорить, что тогда было хорошее времечко, – сказал Джад, снова взяв фотографию в руки. – Он сейчас мертв, Элли, но ты должна сохранить воспоминания о нем.
– Я так и делаю, – сказала девочка, растирая слезы по лицу. – Я люблю Гаджа, мистер Крандолл.
– Я знаю это, дорогая, – он наклонился и поцеловал ее, потом отодвинулся и холодно посмотрел на Луиса и Речел. Речел встретила его взгляд, но оказалась в замешательстве, решив, что на нее обиделись, и не понимая, почему. Но Луис понял все: «Что вы сделали для нее? – спрашивали глаза Джада. – Ваш сын мертв, а ваша дочь жива. Что вы сделали для нее?»
Луис отвернулся. Ничего он не мог сделать для нее. Она переплывет свое горе, как сможет. А его голова была забита мыслями о сыне.
Глава 42
Вечером облака разошлись и поднялся сильный западный ветер. Луис надел легкий джемпер, застегнул молнию и снял ключи от «Цивика» с гвоздика на стене.
– Куда ты идешь, Луис? – спросила Речел без особого интереса. После ужина она снова начала плакать, плакала тихо и, кажется, не могла остановиться. Луис посоветовал ей принять валлиум. Приняв таблетку, Речел взяла газету, сложила ее так, чтоб можно было разгадывать кроссворд. В другой комнате Элли молча смотрела по телевизору «Маленький домик в раю», положив фотографию Гаджа на колени.
– Думаю, не съездить ли мне за пиццей?
– Разве ты можешь думать о еде?
– Сейчас я есть не хочу, – сказал Луис, говоря чистую правду, а потом добавил капельку лжи. – Но это, сейчас.
В тот же день между тремя и шестью часами, после обряда похорон были поминки. Поминки с угощением. Стив Мастертон и его жена привезли огромную кастрюлю гамбургеров. Чарлтон привезла кулич.
– Он не зачерствеет, а будет стоять до тех пор, пока вы не захотите есть, – объяснила она Речел. – Кулич всегда можно подогреть в микроволновой печи.
Данникерсы, живущие по-соседству, принесли ветчины. Появились и Голдмены, но они не разговаривали с Луисом и близко к нему не подходили, что его отнюдь не огорчало… Они привезли холодную кутью и бутерброды с сыром. Джад тоже принес сыра – большой круг крысиного лакомства. Мисси Дандридж принесла пирог с липовым медом, а Саррендра Харди – яблоки. На поминках собрались люди, исповедующие различные религии.
Поминки удались и прошли спокойно, но слишком гладко. Там было слишком мало выпивки, по сравнению с обычными поминками. После нескольких банок пива (только накануне Луис клялся никогда снова не прикасаться к нему), холодный полуденный свет преждевременно потускнел, превратив день в вечер, который всем показался невероятно скучным. Луис вспомнил несколько старых кладбищенских историй, которые дядюшка Карл рассказывал ему когда-то, например о том, что на похоронах в Сицилии женщины, которые не замужем, иногда отрезают кусочки от савана мертвеца и спят потом, положив их на голое тело, веря, что после этого им станет сопутствовать удача в любви; в Ирландии похороны в какой-то мере передразнивают свадьбу, и у мертвого связывают ноги, ведь еще древние Кельты верили: связывая ноги мертвецу, вы отвращаете его дух от прогулок. Дядюшка Карл рассказывал, что обычай связывать мертвецу ноги перекочевал в Нью-Йорк, потому что на всех кладбищах Америки заправляют ирландцы. А они верят в разные суеверия. Потом, посмотрев в лица гостей, Луис решил: наверное такие истории – ложь.
Речел почти не плакала. Дора успокаивала ее, и Речел словно к ней прилипла, уткнулась ей в плечо. Речел на подходила к Луису, возможно, считая его, как и себя, виновниками смерти Гаджа. Так или иначе она не оставляла свою мать. А Доре удавалось успокаивать дочь. Ирвин Голдмен стоял позади них; его рука лежала на плече Речел, и в тошнотворном триумфе он через комнату поглядывал на Луиса.
Элли играла серебряным поездом тарелочек с маленькими бутербродами, утыканными зубочистками. Фотография Гаджа лежала рядом.
Луис принимал соболезнования. Он кивал и благодарил соболезнующих. Только глаза его смотрели куда-то далеко, его манеры казались немного холодными. Все считали: он думает о прошлом, о случившемся, о том, что теперь Гаджа нет. Никто (даже Джад) не подозревал, что Луис разрабатывал стратегию эксгумации… Академический интерес, конечно, не то, чтоб он хотел это сделать. Единственный способ не сойти с ума – чем-то заняться.
Не то, чтоб он собирался заняться этим на самом деле…
…А вечером, в тот же день, Луис остановился у Оррингтонского магазина, взял две упаковки по шесть банок пива в каждой и поехал к «Наполи» за пиццей с пипперони и грибами.
– Как ваше имя, мистер?
