Вилла — выполняющего на перекладине кувырок.
Она открыла глаза, наклонилась вперед и, повернув голову вбок, как можно внимательней изучила верхнюю перекладину спинки кровати. Кувырок Вилла означал: повиснув на руках на перекладине, поднять вверх согнутые в коленях ноги, просунуть их под перекладину над собственной головой. Заканчивается кувырок простым изящным пируэтом, в завершении которого вы приземляетесь точно на собственные ноги. Изрядно натренировавшись, Вилл выполнял этот кувырок так ловко, что со стороны Джесси казалось, что он буквально проворачивается кругом собственных плеч.
Предположим, я сумею выполнить тут нечто подобное. Подниму вверх ноги и перенесу их по ту сторону этой чертовой перекладины наверху спинки кровати. Перевешусь на ту сторону и тогда…
— Мне останется только приземлиться на собственные ноги, прошептала она.
На короткое время подобное казалось ей пусть даже и очень опасным, но вполне выполнимым. Прежде ей, конечно, придется отодвинуть кровать от стены — невозможно до конца совершить кувырок, если у вас нет места для приземления — но по какой-то причине у нее появилось убеждение, что ей вполне по силам совершить такое. Сбив с кронштейнов полку (что будет проделать уже совсем легко, так как полка совершенно никак не закреплена), она поднимется до упора вверх и упрется босыми ногами в стену над верхней планкой спинки. Она не смогла сдвинуть кровать в сторону, но когда можно будет упереться ногами в стену…
— То же самое усилие, но с рычагом удесятеряющим его, пробормотала она. — Современная физика в своем наилучшем проявлении.
Уже подняв левую руку для того, чтобы сбить полку с ее Lобразных кронштейнов, она еще раз критически осмотрела чертовы onkhveiqjhe наручники Джеральда с их убийственно короткими цепочками. Если бы он удосужился пристегнуть наручники чуточку повыше — скажем, между первой и второй перекладинами — у нее мог появиться шанс довести задуманное предприятие с кувырком до победного конца; подобный кувырок в ее положении вполне мог закончиться парой переломанных запястий, но она уже достигла того предела, когда пара переломанных запястий представлялась приемлемой платой за возможность бегства… ведь, в конце концов, кости срастутся и она опять будет как новая, верно? Но вместо того, чтобы быть пристегнутыми между второй и первой перекладинами, ее наручники были пристегнуты между второй и третьей, и это было ненамного, но все-таки ниже необходимого. Попытка исполнить кувырок через верхнюю перекладину закончится для нее не просто вывихнутыми или даже переломанными запястьями; ее плечи не просто вывихнуться, а просто грубо вырвутся под весом рушащегося вниз веса ее тела.
Попробуй потом сдвинуть тяжеленную кровать с парой сломанных запястий и вывихнутых плеч. Похоже на анекдот, верно?
— Нет, — отозвалась она. — Совсем нет.
Давай подведем итог, Джесс — ты прикована к кровати прочно и надежно. Называй меня как хочешь, хоть голосом отчаяния, если тебе от этого станет лучше, если это поможет тебе еще ненадолго сохранить рассудок — видит Бог, я всей душой стараюсь сохранить тебе рассудок — но я единственный голос правды, который у тебя еще остался, и правда в данной ситуации состоит в том, что тебе с этой кровати никуда не деться.
Резко повернув голову в сторону, стремясь заглушить этот самостийный голос правды, она открыла, что не способна заставить его замолчать, как не способна заставить замолчать другие голоса, как неспособна заставить замолчать самое себя.
На твоих руках настоящие наручники, а не какие-то там игрушки с мягкой резиной внутри браслетов и потайными рычажками, которые можно будет легко нажать для того, чтобы отстегнуться самому, когда игры зайдут уже слишком далеко и у тебя отпадет охота продолжать. Ты здесь прикована по всем правилам науки и нет во всем свете ни одного факира, умеющего превратить тебя в ловкую змею, и не стоит даже соображать себя артистом в стиле опасное бегство вроде Гарри Гудини или Дэвида Коперфильда. Я говорю тебе то, что ты и сама давно, наверное, сообразила. По всему выходит, Джесс, что ты облажалась и выхода у тебя нет.
Неожиданно ей вспомнилось то, что случилось после того, как ее отец в день затмения вышел из спальни — как она бросилась на кровать и разрыдалась, чувствуя, что ее сердце вот-вот разорвется, или расплавится или просто растворится в ее горе, плохо это или хорошо, ей было все равно. И теперь, когда ее подбородок похоже начал дрожать словно от обиды — она поняла, что ведет себя точно так же и испытывает все то же самое: она до смерти устала, она испугана, она в отчаянии, она одна-одинешенька не всем свете. И последнее более всего остального.
Она расплакалась, но как только первая пара слезинок скатилась из ее глаз, она поняла, что ее глаза отказываются производить слезы дальше; инстинкт самосохранения и тотальной экономии уже работал в ней в полную силу. Но она все равно плакала, без слез, и ее рыдания скрежетали в ее горле словно сухая наждачная бумага.
Глава двадцать четвертая
В городе Нью-Йорке ежедневная программа Сегодня закончилась, положив начало новому дню. Станции Эн-Би-Си, вещающие на южный и западный Мэн, начали свои передачи, в которых на первое было ток-шоу, в котором рослая профессионально-материнского вида женщина с волосами убранными под капроновую сетку, продемонстрировала, как легко можно приготовить паровые бобы в вашей скороварке Крок, а на второе игровое шоу, где везунчики как орехи щелкали шарады, а болельщики сопровождали невероятными, оргазмическими криками выигранные автомобили, моторные лодки и яркие пылесосы Красный Дьявол. В домике Барлингеймов со сценическим задником в виде озера Кашвакамак, свежеиспеченная вдова забылась тревожной дремотой в своих оковах, потом проснулась, вскинула голову и начала задремывать снова. Как это не было странно, но легкая дремота только придавала облекшему ее кошмару более живые и убедительные черты.
В своем полусне Джесси снова была в темноте и мужчина человекоподобное создание — снова стоял напротив нее в углу спальни. Человек не был ее отцом; это был незнакомец, чужак, выходец из самых что ни наесть тошнотворных, параноидальных картин, которые только способно нарисовать наше воображение и самый животный страх. Подобные создания никогда не входили в планы душеспасительных бесед Норы Каллиган, с ее добрыми советами и милой и доброй природой. Это темное нечто не могло быть изъято из бытия простым набором стандартных фраз самогипноза. Это была неудача космического масштаба, выпавшая на ее долю.
Тем более, что ты знаешь, кто я такой, сказал ей незнакомец с длинным белым лицом. После этого, наклонившись, он поднял с полу длинной рукой свою дорожную корзину. Без тени удивления Джесси отметила, что ручки корзины сделаны из человеческих челюстей, а на сам каркас корзины натянута ни меньше ни больше, как человеческая кожа. Подняв корзину с пола, незнакомец отстегнул застежки и отворил крышку. Внутри корзины она увидела прежнее — мелкие кости и драгоценные украшения; снова незнакомец засунул руку внутрь корзины и принялся ворошить в ней кругами, производя тихий непрерывный шелестящий звук, состоящий из беспрестанного позвякивания, шороха, стука и бряка.
Нет, я не знаю тебя, ответила она. Я никогда не знала тебя. Я не знаю, не знаю, не знаю!
Я Смерть, вот кто я такой, и сегодня вечером я буду у тебя. И сегодня вечером я наверное, больше не стану стоять в углу; думаю, что сегодня вечером я наброшусь на тебя, вот… так!
Оно бросилось вперед, швырнув на пол свою корзину (мелкие кости, украшения и кольца посыпались во все стороны, на полу, прямо к рукам Джеральда, униженно протянутым ко входной двери), и выставив вперед руки. Она увидела, что ногти на пальцах существа длинные и грязные, как когти, и тут же проснулась, разом стряхнув с себя остатки сна, содрогнувшись, дернув руками, пытаясь защитить себя и зазвенев цепочками наручников. Раз за разом она повторяла слово Нет, снова и снова, монотонно, так что едва возможно было разобрать.
Прекрати сейчас же, Джесси! Это был всего лишь сон!
Она медленно опустила руки и те опять безвольно повисли в своих браслетах. Конечно, это был только лишь сон — еще одна вариация на тему кошмара, пригрезившегося ей вчера ночью. Но насколько этот кошмар был реальным — Боже, в это просто невозможно было поверить. Более того, ее последнее видение было гораздо более реальным, чем участие в вечеринке на лужайке для крокета или вновь пережитая жалкая и тошная интерлюдия с собственным отцом во время солнечного затмения. Казалось удивительным,
