— Оле-оле-оле! Прокуратура вперед! Величайшему из следователей всех времен и народов Голопупенко наше гип-гип-ура! Гип-гип-ура! Гип-гип-ура!
Бывший следователь так и стоял посреди камеры на коленях: ноги отказывались повиноваться. Все обитатели камеры зашевелились. Здесь не было ни одного сидельца, который бы не слышал о Голопупенко.
— Крест, это чё правда?
— Правда, братаны, чистая правда! Вот такая великая честь выпала нашей хате, — смотрящий поднялся со своих нар и подошел к Голопупенко. — В натуре, я даже не представляю с чего начать, мне даже трогать его страшно — боюсь задушу сразу, не дав насладиться всем вам.
— Э, Крест, ты давай потише! Братва, осторожно! — Пожилой зэк подошел к бывшему следователю с другой стороны. — Ну, что скажешь, ментяра поганый?
Голопупенко наконец очнулся. Он стал хватать руками зэков за штанины и жалобно лепетать:
— Умоляю, только не убивайте, я же не сам все это делал, меня Хайкин, сволочь, просил, он мне приказывал, а я хороший, я, я… У меня деньги есть, я камеру озолочу, все в шоколаде жить будете, у меня связи есть, я могу по поводу УДО похлопотать, я все сделаю, все, только не убивайте, не убивайте…
Все присутствовавшие явно наслаждались происходившим. Словоизлияния бывшего следователя прервал смотрящий.
— Так, закрыл пасть! Голожопенко, а почему ты одет не по форме?
— В с-с-мысле?
— Ну, несоответственно фамилии, — камера чуть не рухнула от дружного хохота.
Конвойный, ожидавший в коридоре, услышал дикий душераздирающий вопль, эхом пронесшийся по длинному коридору. Он ухмыльнулся и в очередной раз посмотрел на часы, засекая время.
Следователь, занимающийся делом Голопупенко, успел пообедать и теперь наслаждался крепко заваренным кофе с первой за сегодняшний день сигаретой — в очередной раз он пытался бросить курить. В дверь постучали.
— Войдите!
— Голопупенко привел, заводить?
— Подожди в коридоре, — скривился следователь, — сейчас кофе допью.
— Я-то подожду, а вот клиент доходит.
— Так плохо?
— А вы как думали? — осклабился конвойный.
— И правда, я не учел, кто наш сегодняшний герой. Ладно, заводи, — обреченно вздохнул следователь.
Голопупенко, покачиваясь, пересек порог. Как только закрылась дверь, он рухнул на пол, свернувшись калачиком. Следователь взял бумаги, ручку и подошел к подследственному. Он инстинктивно закрыл лицо рукой от ударившего в нос запаха.
— Голопупенко, слышите меня? Вы слышите меня? — тихое подвывание прекратилось. Следователь с трудом расслышал:
— Да, слышу.
— Ты в свою, «красную» камеру хочешь?
— Хочу.
— Подписывай.
Голопупенко встал на колени и, покачиваясь из стороны в сторону, подписал «свои» показания. Следователь вызвал конвойного.
— Увести!
— Куда его?
— Туда, откуда сейчас привел, — шепнул следователь.
На следующее утро тюремный врач снял обрывок петли с шеи повесившегося в камере Голопупенко, а в деле подследственного появилась запись: «Покончил с собой через повешение, не выдержав тяжести совершенных преступлений».
Солидный мужчина и молодая очаровательная девушка ужинали в модном ресторане «Ваниль», что на Остоженке. Их столик стоял у окна, идущего почти от земли так, что гостям открывалась замечательная панорама на кусочек старой Москвы. Вид портила лишь станция метро «Кропоткинская».
— Дашенька, вы очаровательны! Не часто встретишь столь умную и одновременно юную и исключительно очаровательную особу! — Родион Святославский, в некоторых кругах известный как Великий Радош, был совершенно искренен. Даша Зарубина очаровала его с первого взгляда. «Сектовод» со стажем сразу понял, что обработать эту девушку никогда не удастся — она слишком прагматична, умна и самоуверенна. Что же, это обстоятельство его ничуть не смущало, он привык подчинять себе разных людей, и чем сложнее задача, тем было интереснее.
— Родион, я никак не могу определить ваш возраст. Иногда вы мне кажетесь очень солидным и властным господином, эдаким царем, привыкшим повелевать и приказывать. А иногда передо мной озорной юнец, который, того и гляди, залезет шаловливой ручонкой под юбку.
— А вам, Дашенька, какой я из описанных двух больше нравлюсь?
— А мне и нравится один, совмещающий в себе двоих! — Даша лукаво улыбнулась.
— Что же, — резко посерьезнел Святославский, — уверяю вас, что стоит мне дать только один шанс, и вы не разочаруетесь!
— А вы и вправду озорник! Мерзкий старикашка! — Даша шутливо надула губки и махнула по лбу Святославскому накрахмаленной до хруста салфеткой. Родион искренне расхохотался. Его утомляли эти многочисленные «сестры», с которыми можно было лишь банально удовлетворять сексуальные потребности, но вот поговорить по душам, нормально, без этих дебильных «очищающих благодатей», «господинов» и прочей чепухи, было невозможно. Он так соскучился по нормальным людям, смотрящим на тебя не оловянными, а живыми, с лукавыми искорками глазами. Тем более, что в данном случае личный интерес в полной мере пересекался с бизнесом.
— Дашенька, при всем нежелании переводить разговор на другую тему, мне все же придется это сделать, поскольку время моего пребывания в Москве ограничено.
— Да, внимательно слушаю вас, Родион.
— Дело в том, что мы вели активные переговоры с вашей матушкой как раз незадолго до ее трагической гибели. Кстати, примите мои искренние соболезнования, — Даша молча кивнула. — Да, так вот, мы уже достигли определенных договоренностей, но, увы… Дело осложняется тем, что круг обсуждаемых вопросов был весьма… э-э-э-э… специфичным, так сказать. И поскольку это касается вашей мамы, то я и не знаю как к этому вопросу подступиться…
— Кажется, я понимаю, о чем идет речь, — насторожилась Даша, — впрочем, поймите меня правильно, разговор переходит в небезопасное русло, а я не знаю, могу ли я вам доверять.
— Понимаю, вас, Дашенька, прекрасно понимаю! Я лишь хотел выяснить, были ли вы в курсе всех маминых дел, и…
— Была, Родион, была. Вы никак не сможете очернить ее память в моих глазах. Так что жду от вас информации, а уж я сама решу, буду вам доверять или нет.
Святославский изложил свою версию взаимоотношений с Еленой Зарубиной, достаточно близкую к действительности, но исключив разногласия, которые возникли у него с неуступчивой бизнес-леди.
— Более того, Дашенька, я к вам не с улицы пришел. Разве человек, который рекомендовал меня, не пользуется вашим доверием? — закончил Радош свой монолог.
— Эх, Родион, если бы не эта рекомендация, я бы не то что разговаривать с вами — на порог бы вас не пустила. Уж простите за прямоту.
За столом повисла пауза. Даша сделала вид, что заинтересовалась недавно принесенным основным блюдом, сама же обдумывала ситуацию. Родион терпеливо ждал.
— Ну что же, — наконец отвлеклась от тарелки девушка, — допустим, что я вам поверила. Почему вы обратились именно ко мне? Вы же прекрасно понимаете, что мое положение в банке после смерти мамы весьма шаткое. Никто из серьезных дядей не хочет разговаривать со вчерашней школьницей всерьез,
