Мы успеем поболтать завтра, правда же? Поболтать и скупиться.
Мне немножечко страшно.
Ему тоже было страшно и не очень радостно от того, что его жене завтра придётся работать двенадцать часов в то время, как ему самому — шестнадцать, а то и дольше. Не рад он был и потому, что Джуди и Дженнилл целый день пробудут с Мартой в то время, как им, надо полагать, тоже страшно.
Но меньше всего радости он ощущал от того, что должен вести на прогулку собаку, в то время как на дворе уже был почти час ночи. Он подумал, что она действительно могла ощущать приближение барьера; он знал, что у собак развито предчувствие многих явлений, не только землетрясений. Однако, если тот её странный скулёж действительно был связан с этим, Одри уже должна была бы успокоиться, не так ли? По дороге домой он не слышал городских собак, все они хранили гробовое молчание. Никто не лаял, не выл. Не слышал он также и разговоров о том, чтобы какая-нибудь скулила перед этим.
«А может, она сейчас спит себе спокойно на своём лежаке около печи?» — подумал он, открывая двери.
Одри не спала. Она сразу подошла к нему, не прыгая радостно, как это бывало по обыкновению: «Ты дома! Ты дома! О, слава Богу, ты дома!» — а подволочилась, чуть ли не украдкой, с виновато поджатым хвостом, словно вместо ласкового поглаживания по голове ожидала удар (которых ни разу не получала). И на самом деле, она вновь скулила. То есть продолжала делать то же самое, что начала ещё до появления барьера. На пару недель она вроде бы перестала, и, Расти тогда подумал, что это у неё прошло совсем, а потом завывания начались вновь, иногда тихо, иногда громко. Сейчас она делала это громко — или, может, так только казалось в тёмной кухне, где не горели цифровые табло на печке и микроволновке и свет над мойкой, который по обыкновению оставляла включённым для него Линда, также не горел.
— Перестань, девочка, — попросил он. — Ты перебудишь всех в доме.
Но Одри не послушалась. Она ласково ткнулась головой в его колено и подняла глаза от узкого яркого луча фонарика, который он держал в правой руке. Он готов был поклясться, что у неё умоляющий взгляд.
— Хорошо, — произнёс он. — Хорошо, хорошо. На прогулку.
Её поводок висел на гвоздике около дверей кладовки. Он сделал шаг в том направлении (перед этим перекинув через голову шнурок, повесив себе на шею фонарик), но Одри стремительно забежала вперёд его, словно не собака, а кошка. Если бы не фонарик, он бы об неё точно перецепился и упал. Логичное было бы завершение для такого похабного дня.
— Подожди всего лишь минутку, подожди.
Но она гавкнула на него и пошла на попятную.
— Тише! Одри, тихо!
Вместо того, что бы замолчать, она вновь залаяла, в спящем доме это прозвучало шокирующе звонко. Он даже вздрогнул от удивления. Одри метнулась вперёд, ухватила зубами его за штанину и начала идти на попятную по коридору, стараясь потащить его за собой.
Заинтригованный, Расти позволил ей себя вести. Увидев, что он идёт, Одри отпустила его брюки и побежала к ступенькам. Преодолела пару ступенек, осмотрелась и гавкнула вновь.
Наверху, в их спальне, включился свет.
— Расти? — голос Лин звучал мрачно.
— Да, это я, — откликнулся он, стараясь говорить как можно тише. — Хотя на самом деле это Одри.
Он двинулся вслед за собакой вверх по ступенькам. Одри не промчала их на одном дыхании, как по обыкновению она это делала, а то и дело останавливалась, оглядываясь на него. Для собаководов мимика их животных всегда была полностью понятной, и сейчас Расти увидел в этом большую тревогу. Одри прижала уши к голове, хвост так и оставался поджатым. С тихого скулежа она перешла на высокий уровень. Вдруг Расти подумал, а не прячется ли где-то в доме вор. Кухонные двери были заперты, Лин по обыкновению всегда замыкала все двери, когда оставалась дома сама с девочками, однако…
Линда вышла на лестничную площадку, подпоясывая белый махровый халат. Увидев её, Одри вновь гавкнула. Прозвучало это, как «прочь-с-моего-пути».
— А ну-ка перестань, Одри! — прикрикнула женщина, но Одри промчала мимо неё, толкнув её в ногу так сильно, что Линда даже откинулась на стену.
А собака побежала по коридору в сторону детской спальни, где все ещё было тихо.
Линда также добыла из кармана халата фонарик.
— Что это здесь такое творится, ради всего святого…
— Думаю, лучше тебе вернуться в спальню, — ответил ей Расти.
— Черта с два!
Она побежала по коридору, опережая его, тонкий яркий луч прыгал перед ней.
Девочкам было семь и пять годков, они недавно вошли в тот период, который Линда называла «фазой женской секретности». Одри уже встала на задние лапы перед их дверями и начала шкрябать их когтями.
Расти догнал Линду в то мгновение, когда она приоткрывала двери. Линда влетела вглубь, даже не кинув взгляд на кровать Джуди. А их пятилетняя дочка спала.
Не спала Дженнилл. Но и не просыпалась. В то мгновение, как два луча сошлись на ней, Расти все понял, и обругал себя за то, что не осознал раньше того, что происходит — того, что, наверное, длится уже с августа, а может, и с июля. Потому что то, чем удивляла их Одри — тот скулёж, — было хорошо задокументировано. Он просто не замечал правды, хотя она смотрела ему прямо в глаза.
Дженнилл, с раскрытыми глазами, в которых виднелись только белки, не билась в конвульсиях (слава Богу, и за это), но дрожала всем телом. Она скинула с себя одеяло ногами, наверное, в начале приступа, и в двойном свете фонариков он увидел влажное пятно на её пижамных штанишках. Пальцы у неё шевелились так, словно она разминалась, перед тем как начать играть на рояле.
Одри села возле кровати, восхищено-внимательно смотря на свою маленькую хозяюшку.
— Что это с ней? — вскрикнула Линда.
— На другой кровати зашевелилась Джуди.
— Мамочка? Уже завтрак? Я опоздала на автобус?
— У неё эпилептический припадок, — произнёс Расти.
— Так помоги ей! — заплакала Линда. — Сделай что-нибудь! Она умирает?
— Нет, — ответил Расти, и часть его мозга, которая сохранила способность к анализу, подсказала, что это почти наверняка только незначительный эпилептический припадок — как и всё, что могли быть у неё раньше, иначе бы они об этом уже знали. Но все воспринимается по-другому, когда такое происходит с твоим родным ребёнком.
Джуди села в кровати, раскинув во все стороны свои мягкие игрушки. Глаза у неё были широко раскрыты от испуга, ребёнок не очень обрадовался, когда Линда выхватила её из постели и прижала себе к груди.
— Пусть она перестанет! Сделай что-нибудь, чтобы она перестала, Расти!
Если это незначительный припадок, он прекратится сам собой.
«Прошу Тебя, Господи, пусть он прекратится сам собой», — подумал он.
Он обхватил ладонями мелко дрожащую голову Джен, и попробовал легонько её поднять и покрутить, чтобы проверить, чисто ли в её дыхательных путях. Сначала у него это не получилось — мешала чёртова поролоновая подушка. Он скинул её на пол. Та, падая, ударила Одри, но собака, не отводя от ребёнка влюблённого взгляда, только вздрогнула.
Теперь у Расти получилось немного отклонить назад дочкину головку и он услышал её дыхание.
Не учащённое, и не слышно порывистое, как при недостатке кислорода.
— Мамочка, что случилось с Джен-Джен? — спросила Джуди сквозь слезы. — Она сошла с ума? Она заболела?
— Не сошла с ума, только немножечко заболела, — Расти сам удивился, как спокойно он говорит. — Почему бы тебе не попросить маму отнести тебя вниз в нашу…
