Противостояние. Том II

— С таким именем, ручаюсь, ты раньше разъезжал на мотоцикле. — Он протянул руку. На кончиках пальцев все еще оставались еле заметные следы его пребывания в тюрьме Финикса, где он чуть не умер с голоду. — Я Ллойд Хенрид. Рад познакомиться с тобой, Мусор. Добро пожаловать на борт нашего классного корабля «Леденец».

Мусорщик пожал протянутую руку и едва сдержал слезы благодарности. Насколько он мог припомнить, ему впервые протягивали руку для рукопожатия. Он был здесь. Его приняли. Наконец-то он был с внутренней стороны чего-то. Ради этого мгновения он прошел бы расстояние вдвое большее, сжег бы вторую руку и обе ноги в придачу.

— Спасибо, — пробормотал он. — Спасибо, мистер Хенрид.

— Черт, братишка… Если ты не станешь называть меня Ллойдом, нам придется вылить твой суп.

— Хорошо, Ллойд. Спасибо, Ллойд.

— Так-то лучше. Когда поешь, я отведу тебя наверх и покажу тебе твою комнату. Завтра мы найдем, чем тебе заняться. Думаю, у вожака что-то припасено для тебя, но до той поры тебе тут найдется уйма дел. Кое-что нам удалось наладить, но, конечно, не все. Одна команда сейчас в Боулдер-Дам пытается восстановить всю электросеть. Еще одна работает с водоснабжением. У нас есть разведотряды — мы приводим в город по шесть — восемь человек в день, но тебя мы пока повременим приобщать к этому. Ты, похоже, нахлебался солнца на месяц вперед.

— Наверное, да, — со слабой улыбкой выдавил Мусорщик. Он уже готов был пожертвовать жизнью ради Ллойда Хенрида. Собрав все свое мужество, он указал на камень, лежавший в ямочке на шее Ллойда. — Это…

— Да, те из нас, на ком лежит особая ответственность, все носят такой. Он придумал. Это гагат. Знаешь, на самом деле это не камень. Он больше похож на нефтяной пузырь.

— Я имею в виду… красный огонек. Глаз.

— Тебе он тоже кажется глазом, м-мм? Это пятно. Специальный знак — его знак. Я не самый ушлый парень, которого он нашел, даже не самый ушлый в старом добром Вегасе, если говорить откровенно. Но я… а, черт, наверно, можно сказать, я — его талисман. — Он пристально поглядел на Мусорщика. — Может, и ты тоже. Кто знает? Уж точно не я. Флагг — он парень скрытный. Так или иначе, мы слышали о тебе — я и Уитни. О том, что ты особенный. А это совсем не в здешних правилах. Слишком много приходит сюда, чтобы всех выделять. — Он помолчал, а потом добавил: — Хотя, наверное, он бы смог, если бы захотел. Он, наверное, мог бы отметить кого угодно, независимо от количества.

Мусорщик кивнул.

— Он может творить чудеса, — слегка охрипшим голосом произнес Ллойд. — Я сам видел. Знаешь, не хотел бы я быть с теми, кто против него.

— Да, — сказал Мусорщик. — Я видел, что случилось с Малышом.

— С каким малышом?

— Тем малым, с которым я был, пока мы не добрались до гор. — Он вздрогнул. — Я не хочу говорить об этом.

— Ладно, парень. А вот и твой суп. И Уитни все-таки положил сбоку гамбургер. Он тебе понравится. Мужик делает классные гамбургеры, только постарайся не облеваться, ладно?

— Ладно.

— Что до меня, то у меня полно дел — нужно кое-куда сходить и кое-кого повидать. Если бы мой старый кореш Шпок видел меня сейчас, он глазам бы своим не поверил. Мне тут не легче, чем одноногому, пинающему в задницу соседа. Увидимся позже.

— Конечно, — сказал Мусорщик и почти робко добавил: — Спасибо. Спасибо за все.

— Ты не меня благодари, — дружелюбно ответил Ллойд, — благодари его.

— Я так и делаю, — сказал Мусорщик. — Каждую ночь. — Но он разговаривал сам с собой.

Ллойд уже был в центре холла, что-то говорил человеку, который принес суп и гамбургер. Мусорщик проводил их почтительным взглядом, пока они не скрылись из виду, а потом принялся жадно есть и съел бы все до конца, но… Все было бы отлично, не взгляни он вниз, в тарелку с супом. Это был томатный суп цвета крови.

Он отодвинул тарелку в сторону — у него резко пропал аппетит. Было очень легко сказать Ллойду Хенриду, что он не хочет говорить про Малыша, однако совсем другое дело — перестать думать о том, что с ним случилось.

Он подошел к колесу рулетки, отпивая из стакана молоко, принесенное вместе с супом. Он рассеянно крутанул колесо и кинул маленький белый шарик на поле. Тот побежал по ободку, потом ударился о гнезда и принялся прыгать туда-сюда. Он подумал о Малыше. Потом прикинул, придет ли кто-нибудь сюда и покажет ли его комнату. Опять подумал о Малыше. Потом погадал, на какой номер выпадет шарик — на красный или на черный, но… Больше всего он думал о Малыше. Наконец вертящийся и скачущий шарик замер в одном из гнезд. Колесо остановилось. Шарик лежал под зеленым двойным нулем.

Весь выигрыш — заведению.

В безоблачный день при двадцатисемиградусной жаре, когда они из Голена двинулись прямо к Скалистым горам по межрегиональному шоссе 70, Малыш бросил лакать «Курс» и перешел к бутылке виски «Ребел Йелл». Еще две такие же бутылки лежали между ними, рядом с рычагом переключения скоростей — каждая аккуратно упакованная в пустой пакет из-под молока, чтобы они не катались и случайно не разбились. Малыш прикладывался к бутылке, запивал глоток виски глотком пепси-колы, а потом во всю глотку орал: «Мать-драть!», «Я-хаа!» или «Секс-машина!». Несколько раз он сообщал, что ссал бы «Ребел Йелл», если бы мог. А потом спрашивал Мусорщика, верит ли тот в эти хенки-пенки. Мусорщик, бледный от страха и от все еще мучившего его похмелья после трех выпитых вечером банок пива, отвечал, что верит.

Даже Малыш не мог выжимать девяносто по этим дорогам. Он сбавил скорость до шестидесяти и бубнил про себя что-то об этих чертовых ё…х горах. Потом он просветлел и заявил:

— Когда доберемся до Юты и Невады, Мусорок, мы наверстаем упущенное. Эта маленькая красотка выжмет все сто шестьдесят на ровной дороге. Веришь в эти хенки-пенки?

— Конечно, это классная тачка, — с вымученной улыбкой согласился Мусорщик.

— Еще бы, мать твою. — Он глотнул виски. Запил пепси-колой. Во всю глотку проорал «Я-хаа!».

Страдальческим взглядом Мусорщик уставился на проносившийся мимо пейзаж, купавшийся в лучах утреннего солнца. Шоссе проходило прямо по телу горного массива, и временами по обеим сторонам дороги высились громадные скалы. Те скалы, которые он видел во сне минувшей ночью. Раскроются ли снова те красные глаза, когда стемнеет?

Он вздрогнул.

Вскоре он заметил, что с шестидесяти их скорость упала до сорока. Потом до тридцати. Малыш страшно и монотонно ругался. Двухместная тачка лавировала в уплотняющемся, застывшем потоке мертвых, безмолвных машин.

— Да что за ё… твою мать это такое? — выходил из себя Малыш. — Что их сюда занесло? Все решили подохнуть на высоте в десять тысяч ё…х футов? Эй вы, выблядки поганые, прочь с дороги! Слышите? А ну кыш с дороги!

Мусорщик съежился от страха.

Они свернули за поворот и очутились прямо перед свалкой из четырех автомобилей, полностью перегородившей все восточные ряды 1–70. Мертвец, весь покрытый давным-давно засохшей кровью, распростерся на дороге лицом вниз. Рядом с ним валялась разбитая кукла Кэти-болтушка. Слева путь вокруг завала был блокирован стальными столбиками ограды высотой в шесть футов. Справа был обрыв, и земля внизу скрывалась в тумане.

Малыш глотнул виски и повел тачку к обрыву.

— Держись, Мусорок, — прошептал он. — Мы объезжаем.

— Там нет места, — прохрипел Мусорщик. Глотку его словно протерли наждаком.