— Вот так история.
— Ага. И у двадцати миллионов в этой стране, наверное, есть в запасе точно такая же… только про Элвиса Пресли или Говарда Хьюза.
— Теперь уже нет.
— Да… теперь нет. Ну Гарольд и выдал нам сегодня номер, верно?
— По-моему, это называется сменить тему.
— По-моему, ты права.
— Да, — сказала она. — Выдал.
Он улыбнулся, услышав тревогу в ее голосе и заметив ее слегка нахмуренные брови.
— Это заставило тебя поволноваться?
— Да, но я не стану об этом говорить. Ты ведь теперь на стороне Гарольда.
— Ну нет, Фрэн, так нечестно. Это встревожило и меня тоже. Мы два раза предварительно собирались… все разложили по полочкам… по крайней мере нам так казалось… и вот появляется Гарольд. Он делает молоточком
— Ну, никто из нас не знал наверняка, в каком они будут настроении. Мне казалось — особенно после того, как ушла Матушка Абагейл, — они будут мрачными, может, даже враждебными. С этим Импенингом, который каркал им как ворон…
— Я думаю, не заткнуть ли ему как-нибудь глотку, — задумчиво пробормотал Стю.
— Но все получилось совсем иначе. Они пришли в такой…
— Да.
— Это было словно коллективное возрождение. И я не думаю, что Гарольд замышлял что-то заранее. Он воспользовался моментом.
— Я просто не знаю, как к нему относиться, — сказал Стю. — To ночью, когда мы искали Матушку Абагейл, мне было здорово жаль его. Когда появились Ральф с Гленом, он выглядел ужасно, словно вот-вот свалится в обморок или выкинет что-нибудь похожее. Но когда мы сейчас болтали на лужайке и все поздравляли его, он весь раздулся как жаба. Как будто внешне он улыбался, а про себя твердил: «Теперь видите, чего стоит весь ваш комитет, вы, свора болванов». Он похож на одну из тех головоломок, которые в детстве так никогда и не удастся разгадать. Вроде китайских потяни-за-палец или трех стальных колечек, распадающихся, когда правильно дернешь.
Фрэн выставила вперед ноги и внимательно оглядела их.
— Кстати о Гарольде. Ты не находишь ничего забавного в моих ногах, Стюарт?
Стю задумчиво взглянул на них.
— He-а. Разве что ты носишь эти смешные туфли-«землемеры» из магазинчика на пашей улице. И еще — они, конечно, жутко здоровенные.
Она шлепнула его по спине.
— Зато они очень полезны для ног. Во всех лучших журналах так написано. И кстати, у меня, чтобы ты знал, седьмой номер А это почти что детский.
— Так при чем же тут твои ножки? Уже поздно, родная. — Он снова покатил свой велик, и она присоединилась к нему.
— Наверное, ни при чем. Просто Гарольд все время смотрел на мои ноги. После собрания, когда мы сидели на траве и болтали. — Она чуть нахмурилась и покачала головой. — Зачем это Гарольду понадобилось так интересоваться моими ступнями? — спросила она.
Ларри и Люси добрались до дому вдвоем, взявшись за руки. Незадолго до этого они расстались с Лео, который отправился туда, где он жил с мамой Надин.
Подходя к двери, Люси сказала:
— Вот так собрание получилось. Я никогда не думала… — Слова застряли у нее в горле, когда какая- то темная фигура вышла из тени их крыльца. Ларри почувствовал, как горячая волна страха захлестнула его горло.
Но в следующую секунду он уже изумлялся тому, что мог такое подумать, поскольку возле крыльца стояла Надин Кросс, только и всего. На ней было платье из какой-то мягкой серо-голубой материи, а волосы свободно падали на плечи и спину темной массой с совершенно белыми прогалинами.
— Надин, — с дрожью в голосе произнесла Люси, прижав одну руку к груди. — Ты напугала меня до смерти. Я думала… Впрочем, я сама не знаю, что я подумала.
Та не обратила на Люси никакого внимания.
— Я могу поговорить с тобой? — спросила она Ларри.
— Что? Сейчас? — Он искоса взглянул на Люси, или ему показалось, что взглянул. Потом он так никогда и не мог вспомнить, как выглядела Люси в тот момент. Ее словно затмила звезда, но не яркая, а скорее темная.
— Сейчас. Мне нужно сейчас.
— Но утром было бы…
— Это нужно сейчас, Ларри. Или никогда.
Ларри снова взглянул на Люси и на этот раз увидел ее, разглядел покорность на ее лице, когда она переводила взгляд с него на Надин и обратно. Он увидел боль.
— Я сейчас приду, Люси.
— Нет, не придешь, — подавленно вымолвила она. Слезы заблестели в ее глазах. — Нет. Я знаю.
— Через десять минут.
— Десять минут, десять лет, — сказала Люси. — Она пришла забрать тебя. Ты захватила с собой ошейник и собачий намордник, Надин?
Для Надин Люси Суонн просто не существовала. Ее глаза были прикованы к одному лишь Ларри — эти темные, широко распахнутые глаза. Для Ларри они навсегда останутся самыми загадочными, самыми прекрасными глазами, какие он только видел в жизни, взгляд которых, глубокий и спокойный, обращается к тебе, когда тебе больно или когда ты попал в беду, а может, просто сходишь с ума от горя.
— Я скоро приду, Люси, — механически повторил он.
— Она…
— Иди.
— Да, пожалуй, пойду. Она пришла. Я уволена.
Она взбежала вверх по ступенькам, споткнувшись на самой верхней, но, удержав равновесие, рванула на себя дверь и с треском захлопнула ее за собой, успев отрезать от них свои рыдания.
Надин и Ларри долго смотрели друг на друга как завороженные. Так вот как это бывает, подумал он. Когда ловишь взгляд чьих-то глаз, брошенный через комнату, и уже никогда не забываешь их, или на дальнем конце переполненной платформы метро видишь кого-то, кто кажется твоим двойником, или слышишь смех на улице, очень похожий на смех той первой девушки, с которой ты занимался любовью…
Но во рту он ощущал привкус горечи.
— Давай пройдемся до угла и обратно, — тихо сказала Надин. — Ты можешь это сделать?
— Лучше я пойду к ней. Ты выбрала чертовски неудачный момент для своего прихода.
— Пожалуйста… Только до угла и обратно. Если хочешь, я попрошу тебя на коленях. Только скажи.