Прямо здесь. Видишь?
И, к его ужасу, она действительно встала на колени, чуть приподняв для удобства юбку и частично обнажив свои голые ноги, что странным образом убедило его в том, что под юбкой у нее ничего нет. Почему он так решил? Он не знал. Ее глаза смотрели прямо на него, от их взгляда у него кружилась голова, и к этому еще примешивалось тошнотворное ощущение присутствия некой силы, заставившей ее опуститься перед ним на колени, так что теперь ее рот был как раз на уровне его…
— Встань! — грубо сказал он, взял ее за руки и рывком поднял на ноги, стараясь не смотреть, как юбка, перед тем как опуститься, задралась еще выше; ее бедра были кремового цвета — не мертвенно- бледного, а сильного, здорового и соблазнительного оттенка белизны.
— Пошли, — произнес он, почти полностью лишенный присутствия духа.
Они медленно двинулись на запад, по направлению к горам, черневшим далеко впереди, — треугольным сгусткам тьмы, заслоняющим появившиеся после дождя звезды. От ночных прогулок к этим горам ему всегда становилось как-то не по сеое, но в то же время его охватывала и тяга к приключениям, и сейчас, когда рядом шла Надин, легонько положив ладонь на внутренний сгиб его локтя, эти чувства, похоже, усилились. Ему всегда снились очень яркие сны, а три-четыре дня назад приснился сон про эти горы: ему снилось, что в них живут тролли — отвратительные существа с ярко-зелеными глазами, увеличенными, как у гидроцефалов, головами и могучими руками с короткими пальцами. Руками, чтобы душить. Придурки-тролли, сторожащие проходы через горы. Ждущие, пока не придет
По улице прошелестел легкий ветерок, гоня перед собой какие-то бумажки. Они миновали магазин «Кинг Суперз», несколько лотков-фургончиков, застывших на большой парковочной стоянке словно мертвые часовые, заставили его вспомнить туннель Линкольна. В туннеле Линкольна были тролли, правда, мертвые, но это вовсе не означало, что все тролли в их новом мире мертвы.
— Трудно, — все так же тихо произнесла Надин. — Она сделала это трудным, потому что она права. Теперь я хочу тебя. И боюсь, что уже опоздала. Я хочу остаться здесь.
— Надин…
—
— Да нет, — медленно и удивленно произнес Ларри, чувствуя себя кретином. — Мы проводили его к тебе по дороге домой. Разве его там нет?
— Нет. Там в своей кроватке спит мальчик по имени Лео Рокуэй.
— Что ты хочешь этим…
— Выслушай, — сказала она. — Выслушай меня, неужели ты не можешь
— Ты нужна ему!
— Конечно, я нужна ему, — сказала Надин, и Ларри снова ощутил страх. Она уже говорила не о Лео, но он не знал,
— Мне нужно идти домой, — сказал он. — Прости. Тебе придется справиться с этим самой, Надин.
— Возьми меня, — сказала она и обняла его за шею. Она прижалась к нему всем телом, и по его податливости, по его теплой упругости он понял, что был прав, — на ней было лишь платье и ничего больше. А под ним абсолютная нагота, подумал он и от этой мысли пришел в жуткое возбуждение.
— Вот так… хорошо… я чувствую тебя, — сказала она и начала тереться об него — влево-вправо, вверх-вниз, вызывая дивные ощущения. — Возьми меня, и с этим будет покончено. Я буду в безопасности. В безопасности. В безопасности.
Он выпрямился и потом так никогда и не мог понять, как у него хватило на это сил, когда достаточно было всего лишь трех быстрых движений и одного сильного толчка, чтобы войти целиком в ее тепло, как она того хотела, но каким-то образом он сумел выпрямиться, расцепить ее руки и оттолкнуть от себя с такой силой, что она споткнулась и чуть не упала. У нее вырвался слабый стон.
— Ларри, если бы ты знал…
— Ну а я не знаю. Так почему бы тебе не попытаться рассказать мне это вместо того, чтобы… чтобы насиловать меня?
— Насиловать! — повторила она за ним, пронзительно рассмеявшись. — Ох, как же это забавно! Как ты сказал? Я? Насиловать
— У тебя могло быть все, что ты хочешь от меня. Это могло быть неделю назад, две недели. Две недели назад я сам просил тебя об этом. Я хотел, чтобы ты познала это.
— Это было слишком рано, — прошептала она.
— А теперь уже слишком поздно, — сказал он, ненавидя свой грубый тон, но не в силах удержаться. Он все еще дрожал от возбуждения, от желания, каким же тоном прикажете ему говорить? — И что же ты теперь собираешься делать, а?
— Ладно. До свидания, Ларри.
Она отвернулась от него. И в это мгновение она была не только Надин, отвернувшейся от него навсегда. Она была той оральной гигиенисткой. Она была Ивонн, с которой он жил в Лас-Вегасе, — та осточертела ему, и он просто-напросто слинял, предоставив ей самой платить за аренду. Она была Ритой Блейкмур.
И, что хуже всего, она была его матерью.
— Надин?
Она не обернулась. Она стала черной тенью, различимой среди других черных теней, лишь когда переходила улицу. А потом и вовсе исчезла на черном фоне гор. Он снова окликнул ее по имени, но она не ответила. Что-то жуткое было в том, как она оставила его, просто растаяв в этом черном пространстве.
Он стоял перед магазином «Кинг Суперз», сцепив ладони. Лоб его был покрыт жемчужинками пота, несмотря на вечернюю прохладу. Его призраки снова находились при нем, и наконец-то он понял, чем приходится платить за то, что ты никакой не славный парень: тебе никогда не ясны вполне мотивы собственных поступков, ты никогда не знаешь, чего приносишь больше — вреда или помощи, никогда не можешь избавиться от поганого привкуса сомнений во рту и…
Голова его дернулась. Глаза расширились так, что, казалось, едва не выскочили из орбит. Снова поднявшийся ветер издавал странный воющий звук в каком-то сквозном дверном проеме, и уже совсем издалека ему послышался стук каблуков в ночи, удаляющийся стук каблуков где-то у подножия гор, донесенный до него дуновением этого прохладного предутреннего ветерка.
Грязных каблуков, отмеряющих стуком свой путь в могилу запада.
Люси услыхала, как он вошел, и сердце ее яростно забилось. Она велела ему уняться, потому что скорее всего Ларри пришел лишь за своими вещами, но оно не хотело униматься.
Несмотря на все вызванное надеждой возбуждение, с которым она никак не могла справиться, Люси, застыв в ожидании, неподвижно лежала на спине и смотрела в потолок. Она сказала ему правду, когда призналась, что единственная ее вина — ее и девушек вроде ее подруги Джолин — в слишком большой