Когда Алекс злилась, ее ноздри начинали раздуваться, а нос краснел. Сейчас ее нос был свекольно- красным.
Я, с искалеченными ногами, все время пытаюсь подставить ножку, черт возьми, подумал Саймон. Она всего лишь пытается помочь. Если он давно махнул на свои ноги рукой, то его мать нет. Хотя, с другой стороны, он уже много раз проходил через это: его лечил то один специалист, то другой, но это приносило лишь новые разочарования. А кем, собственно говоря, был этот Джон Канна, кроме как человеком, замочившим двух охранников и одного стряпчего? Его мать, Господи, Боже мой, она никак не успокоится. Скоро она начнет ему говорить, что пройдет совсем немного времени, и он будет отбивать чечетку, позабыв обо всем, что с ним случилось.
Он сказал матери, что сделает все, что она захочет. Потом он посмотрел на море, на два только что стартовавших каноэ, мчавшихся наперегонки. Когда он обернулся, его матери уже не было. Джон Канна сидел на ее стуле. Не шевелясь и не издавая ни звука. Мистер Спокойствие Канна. На столе между Канна и Саймоном лежала цветная фотография Алекс в желто-зеленом муму[6], снятая здесь, на аэрарии. Канна постучал по фотографии указательным пальцем.
— Плюнь на нее.
Саймон всегда гордился своей выдержкой, но, если бы не ноги, он бы перескочил стол и засветил бы ему в оба глаза.
Канна взял фотографию и пристально посмотрел на нее.
— Почему ты отказываешься делать то, что я тебя прошу? Это всего лишь кусочек бумаги и ничего больше.
— Но не для меня. И вы знаете об этом.
Канна слабо улыбнулся.
— Итак, для тебя это не просто кусочек бумаги. Перед тобой символ, имеющий определенную значимость, символ, который пробуждает сильные эмоции. То, что будит в тебе силы сражаться с человеком, который приказал тебе плюнуть на это. Ну что ж, посмотрим, сможешь ли ты понять другие символы, сможешь ли ты постичь их силу. Американский флаг — это символ, не так ли? Вероятно, он что-то значит для тебя. Медаль, полученная на легкоатлетических соревнованиях — тоже символ. Так же, как подарок на память от хорошенькой девушки, может быть, одной из тех, на телефонные звонки которых ты отказываешься отвечать. Есть люди, которые считают море и небо символами Бога.
Голос Канна был завораживающий. Очаровывающий. Гипнотизирующий. Именно так. Гипнотизирующий. Глаза Саймона теперь были прикованы к рукам Канна, покоящимся на столе, но на самом деле они не были неподвижны. Он выделывал какие-то странные вещи своими пальцами. Саймон слышал, как он сказал:
— Сильная воля пронзает камень. Твоя воля должна стать сильной.
Саймон, который с трудом удерживался, чтобы не закрыть глаза, поплыл в своих мыслях: «По-моему, он мне ничего не говорил. Господи, его пальцы никак не успокоятся. Сначала они сплелись вместе в сторону Канна. Потом они сплелись указательными пальцами в сторону Саймона. Затем один кулак поверх другого, большой палец в сторону Саймона. Захватывающее зрелище, но очень непонятное. Канна вроде бы не производит впечатление психа. Так почему же он такой дерганный?»
— Саймон? Саймон?
Его мать. Стоит рядом со стулом и трясет его. Разбудила от глубокого сна. Можно ли в это поверить? Только что он говорил с Канна, а в следующее мгновение заснул. И вдруг он почувствовал такой голод, какого не испытывал уже месяцами.
— Принесла тебе кое-что поесть, — сказала Алекс. — Ничего с тобой не случится, если ты и наберешь несколько лишних фунтов. Сэндвич из мяса цыпленка и черного хлеба. Шелушеный рис. Фрукты. Джон сказал, чтобы ты был осторожен в выборе еды.
— Сколько я спал?
— Больше двух часов.
— Ты что, издеваешься?
Она показала ему часы. Было двенадцать дня.
— Ешь, — сказала она. — Когда поешь, Джон просил тебя зайти в дом, он будет в комнате сразу же у аэрария, в той — с алтарем.
Саймон впился в сочный кусок манго. Он закрыл глаза всего лишь на минуту, а минута оказалась более чем двумя часами. Канна загипнотизировал его. Миккио. А что еще это могло бы быть? И сон был самым лучшим со времени Трубы.
Он обратился к матери:
— Ты знала, что он собирался сделать, не так ли?
— Джон сказал, что ты был очень зажат и давно уже нормально не спал.
— В этом он прав.
— Он прав и во многом другом. Он уже наблюдает за тобой...
— Наблюдает за мной?
— Он приходил несколько раз в госпиталь.
— Никогда его не видел. Он приходил, когда я спал?
— Только один раз. В другое время он приходил, когда ты бодрствовал, но ты никогда не видел его.
— Ты говоришь, что я не спал и не видел его в моей комнате? Погоди-ка, до меня дошло. Он выдавал себя за доктора или еще за кого?
Алекс бросила себе в рот виноградинку.
— Ты узнал его, когда только что увидел. Почему же ты не мог его узнать, когда он был переодет доктором? Если он, конечно, переодевался вообще.
Саймон перестал жевать и посмотрел на дом.
Алекс, не сводя глаз с сына, потянулась еще за одной виноградинкой.
— Джон ждет. Заканчивай с едой.
Канна определил цель. Совершенствование духа и тела, развитие духовной и физической силы. Внутренняя сила более значительна. Она умиротворяет разум, придает уверенность в себе и даже может омолодить тело. В бою или в повседневной жизни сильная воля делает человека неуязвимым. Но сначала Саймон должен поверить в эту силу. Он должен много работать, чтобы выявить ее в себе. Понять на собственном опыте, что эти чудеса случаются в жизни, что они ни сверхъестественны, ни необъяснимы. Ни слова, ни книги не смогут передать это знание. Он должен будет его постичь на собственном опыте. Если он справится, то возвращение былой силы его ногам будет всего лишь одной из наград.
Они тренировались с ним вместе дважды в день, на рассвете и вечером. Канна, как узнал Саймон, был строгий и требовательный учитель с безупречной техникой бойца, и в этом-то и была трудность. Он был непримирим в своих требованиях, чтобы Саймон жил в соответствии с его наставлениями. А как можно было угодить такому человеку? Никак. На этом можно было только надорваться.
Канна был само совершенство. Неделя тренировок с ним — и Саймон понял, как Канна смог выбраться из Тул-Лейк и отослать Уильяма Линдера в комнату судебного заседания на небесах. Нанося ли удар, демонстрируя ли упражнения на гибкость, показывая ли, как можно бесшумно войти и выйти из запертого дома или посвящая его в древние принципы Миккио, он оставался законченным, совершенным воином, которого легко было уважать, но трудно полюбить.
Тренировка. Физическая часть состояла из каратэ и
Саймон сам снял скрепы на ногах, занявшись нинзютцу. Ниндзя были «проникатели», коммандос, которые проникали в наиболее укрепленные замки и крепости. Канна изобрел собственную методику обучения Саймона прониканию. Саймон должен был проползти по темному дому без единого звука, без ударов о мебель, перевертывания торшеров и диких криков кошки, которой отдавили лапу. Где бы Саймон
