Гайджин

политических неурядиц. Премьер-министры и парламент приходят и уходят, а «мандарины» остаются вечно. Они управляют гражданской службой в Англии, а гражданская служба в Англии ни на секунду не останавливается.

Марвуд, по мнению Алекс, скорее получал удовольствие, чем впадал в депрессию, от компромиссов, столь необходимых в дипломатии. Его бледно-голубые глаза за очками в роговой оправе того и гляди были готовы подмигнуть. Она всегда находила его очаровательным, хотя и слишком утонченным и благородным для окружающего его грубого и жестокого мира. Он познакомил ее с Шиа Бендором в Лондоне на вечере по случаю победы в Европе, предварительно описав его как «вполне обыкновенного человека, только могущего быть храбрее на минуту или две каждого из нас». Это замечание для Марвуда имело свой собственный смысл: в тот вечер, когда Алекс была захвачена де Джонгом, он был в Швейцарии у нее на связи. По дороге между Женевой и Нионом он и сам был схвачен СС и ранен в левую ногу. Ему удалось бежать, но ногу пришлось ампутировать до колена. Он не унывал и весело шагал по жизни и с деревянной ногой, часто шутя, называя себя «Марвудом Длинным Джоном, единственным пиратом с допуском к сверхсекретной работе».

В афганском ресторанчике он сказал Алекс, что эти два денечка в Вашингтоне будут для него довольно- таки горячими. Одна встреча за другой. А он, помимо всего прочего, уже старая лошадка для такого рода скачек. Сегодня его переговоры в Государственном департаменте продолжались до половины одиннадцатого вечера, а завтра начнутся в восемь утра. Ему предстоял обед в узком кругу с вице-президентом в Белом доме, но он мог и не состояться, если конфликт в Ливане между палестинцами и израильтянами обострился бы. Чертовы евреи, говорил Марвуд. Кто-нибудь из них, наверное, обронил монетку в бейрутском кафе, вот почему они переполошили весь город.

Сегодня вечером Алекс впервые увидела Майкла после того, как он получил личное дворянское звание рыцаря восемь лет назад. Неужели восемь лет пролетели так быстро? Они не прошли бесследно для Майкла Марвуда, так же, как они, вероятно, не прошли бесследно для нее. Он выглядел усталым и изношенным. Старым. Глубокие морщины на лбу, мешки под глазами. И пил он слишком много. Но Алекс никогда не встречала лучшего собеседника. Была ли это сплетня о членах королевской семьи или история о бразильском журналисте, вызвавшем замешательство на приеме в Париже, приняв по ошибке какого-то шейха с Ближнего Востока за Самми Дэвиса, Марвуд рассказывал это с недосягаемым мастерством и блеском.

Марвуд и Алекс ужинали под неустанным наблюдением его «няньки», телохранителя, узкоголового шотландца по имени Алан Брюс, сидевшего в одиночестве за соседним столиком.

То, что Марвуд позвонил по телефону Алекс и сказал, что он в Вашингтоне, было для нее приятной неожиданностью. Найти ее для него не представляло никакой сложности. Обивая пороги различных ведомств, она оставила заметный след за собой по всему городу. Почему он поверил в ее рассказ о де Джонге, когда другие отнеслись к ней с недоверием? Потому что он уважал ее ум и проницательность. Потому что тело де Джонга так и не было найдено. Гайджин был чрезвычайно умным человеком, и его исчезновение было настолько, не вызывающим сомнений, что, по словам Марвуда, оно отдавало тем, что было тщательно спланировано и прекрасно организовано. Да, вполне вероятно, что гайджин тем или иным способом остается по-прежнему увлеченным Японией. Де Джонг и гроша бы ломаного ни за что не дал, кроме как за японцев.

Тему о Руперте де Джонге пришлось временно отложить, поскольку официанты в шароварах, в черных ботинках и голубых тюрбанах приблизились к столу, неся подносы с лапшой, мясом и грибами. Марвуд, будучи дипломатом, завел беседу на постороннюю тему, пока блюда выставлялись перед ними. Он рассказал Алекс о своей коллекции соколов, разведенных в неволе на импортируемом материале и используемых для охоты на куропаток и тетеревов на болотах в Шотландии и Йоркшире. Так как соколы охотятся, летая на далекие расстояния, Марвуд прикрепляет к их лапкам маленькие латунные колокольчики, чтобы их было легче найти после охоты. Сегодня, благодаря случайному совпадению, один чиновник из Государственного департамента США как раз подарил ему несколько таких маленьких латунных колокольчиков, которые он привез из командировки в Саудовскую Аравию. Марвуд достал один такой колокольчик из кармана и подарил его Алекс, оставшейся очень довольной этим чудесным сувениром на память о прекрасно проведенном вечере.

— Так, — сказал Марвуд, — возвращаясь к предмету нашего разговора, мистеру де Джонгу... Ты что-то говорила о якудзе.

— Конечно, впечатление такое, что я «гоню гамму», как бы сказал мой сын. Но где не смог бы другой, де Джонг справится. К сожалению, мне не удалось убедить в этом никого, кроме тебя.

— Ты сможешь, сможешь. По прошествии определенного времени твоя легендарная настойчивость возымеет действие. Ты не из тех, кто легко сдает свои позиции. Пришлось ли тебе еще с чем-либо столкнуться, помимо безразличия со стороны своих соотечественников?

— Узнала кое-что о якудзе, чего раньше не знала. До последнего времени они ограничивались здесь территорией от Гавайев до Западного побережья.

— Где живет большинство японцев американского происхождения.

Она кивнула.

— Но времена меняются. Якудза расширяет свое влияние в Америке по двум причинам: стало больше японцев, которые занимаются здесь бизнесом. И якудза пытается сблокироваться с американским преступным миром. Как кто-то мне говорил из отдела по борьбе с организованной преступностью, якудза идет следом за деньгами.

Марвуд налил себе еще красного вина.

— Можно подумать, что мы нет.

Алекс продолжала:

— Этот агент рассказал мне, что в японском бизнесе позволяется пятьдесят процентов всех прибылей относить к представительским расходам. За них не нужно отчитываться и объяснять, куда они были потрачены. Могу поспорить, что якудза знает, как получить свое при таком раскладе. В Японии две с половиной тысячи группировок якудза, со ста десятью тысячами членов. Вполне достаточное количество мерзости, дружище.

— А как это по сравнению с американской мафией?

— Как мне сказали, в Нью-Йорке пять семейных кланов имеют около тысячи трехсот членов.

— Похоже, что японцы по численности вырываются вперед. Мы сами завели различного рода досье на якудзу.

— Да?

— Строго по политическим соображениям, как это ни странно. Нас интересуют различные социальные группы на Дальнем Востоке, которые так или иначе могут оказывать влияние на свои правительства. В Гонконге и Китае есть подпольные организации, которые называются Триады и Тонги. Оказывается, Китай контролирует, или, скажем, оказывает заметное влияние на эти криминальные элементы сейчас, и никогда не брезговал использовать их в прошлом по своему усмотрению. Кроме того, мы узнали, что и якудза играет определенную роль в японской политике. Они используются как ударная сила некоторыми ультраправыми политиками. Немножко переломов, избиений и нанесений тяжких телесных повреждений со стороны этих психов. В тридцатых годах военщина захватила власть в Японии с помощью таких вот головорезов, выполнявших за них грязную работу. Били журналистов, шантажировали тех, кто был за мир, убивали либеральных политиков. Было так, как если бы ваш Аль Капоне приложил все свои уникальные способности, чтобы посадить Герберта Гувера в президентское кресло.

На вопрос Алекс, взаимодействует ли сейчас якудза с японскими политиками, Марвуд ответил, что да. И на самом высоком уровне. Это взаимовыгодное дело: якудза вводит человека в большую политику, а взамен получает его политическую защиту и поддержку. В Японии низкий социальный статус гангстеров вынуждает их искать респектабельности, признания и славы. Поэтому они окружают себя ореолом романтической тайны, который всячески раздувают вокруг себя, романтизируя свои жизни наподобие робингудовских персонажей, защищающих слабых от тиранов. Они считают себя последними из самураев, единственными в Японии, кто все еще верит в бушидо. Банды, по словам Марвуда, организованы в корпорации и занимаются законным бизнесом наравне с незаконным. Крупные группировки имеют собственные здания в Токио и других городах, гордо поднимают на мачте свой собственный флаг, а все