патриотические чувства были ему неведомы. Для хартфордширца люди, принадлежавшие к низшим слоям общества, все до единого были кретинами — так, по крайней мере, он неоднократно заявлял Марвуду. Что же касается высших слоев, то, по его мнению, их излюбленным занятием было причинять боль своим ближним. Похоже было, что он и бровью бы не повел, если бы старушка-Англия в один прекрасный день провалилась в тартарары.
Будучи неплохим спортсменом, новенький так и не стал настоящим игроком. Коллективизм и солидарность спортивной команды были ему глубоко чужды. Он слишком зациклен на себе — так думал о нем Марвуд. Общение с самим собой он предпочитал любой компании. Его повадка внезапно приходить и еще более неожиданно уходить напоминала кошачью. Но при случае новенький вполне мог постоять за себя. Однажды он отколотил крикетной битой одного юного насмешника, а другому в трех местах проткнул руку пером авторучки. Чем больше к нему придирались — и студенты, и преподаватели — тем большее желание отомстить зрело в его груди. Даже Марвуд время от времени искренне восхищался юным педрилой.
С другой стороны, когда хартфордширец поклялся поубивать в Итоне всех, за исключением Марвуда, старшие сочли его угрозу несерьезной, поскольку она, по их мнению, исходила от существа, стоявшего на низкой ступени интеллектуального развития. Впрочем, подобная оценка оказалась ошибочной. Хартфордширец со временем доказал, что обладает весьма острым умом, не говоря уже об отчаянной смелости, что, как впоследствии узнал Марвуд, превращало его угрозу — несколько сократить численность британской расы, — во вполне реальную опасность.
Парнишку из Хартфордшира звали Руперт де Джонг. Несколько лет спустя, на заснеженной дороге в швейцарских Альпах де Джонг отплатил Марвуду за его доброту, прострелив ему левую ногу. Боль тогда была ужасная. Однако смириться с потерей конечности оказалось еще трудней. С другой стороны, нельзя было не признать, что Марвуду еще повезло. Алекс Бендор и многие другие куда сильнее пострадали от рук де Джонга, поскольку его безжалостность превосходила человеческое разумение. Таким образом, две пули, которые Марвуд заполучил в левое колено, можно было даже рассматривать как проявление своеобразного милосердия. Милосердия, впрочем, довольно странного, поскольку Марвуд превратился в калеку и стал влачить жалкую жизнь, стыдясь своего положения и мучаясь комплексом вины.
Чтобы жить дальше после того, что случилось сорок лет назад в Швейцарии, Марвуд приналег на алкоголь.
В последнее же время, когда воспоминания становились просто непереносимыми, он пристрастился и к героину.
Несколько минут назад Марвуд высадил Алекс Бендор около ее отеля, поблагодарил за прекрасный вечер и поцеловал на прощание в щеку, втайне надеясь, что с Божьей помощью дела еще могут утрястись. В конце концов, что такое работа дипломата, как не вечная попытка убедить мир, что и более важные проблемы так или иначе но будут решены в будущем? Теперь Марвуд и его помощник Алан Брюс находились в президентском номере на верхнем этаже отеля, который выходил окнами на Белый дом и мемориал Джефферсона. Марвуд годами не ночевал на территории Британского посольства, поскольку ужасно его не любил. Ни малейшей возможности по-настоящему уединиться. Почти невозможно расслабиться во время бесконечных званых обедов, приемов с коктейлями и брифингов с журналистами. И уж посольство никак нельзя было назвать местом, где можно было бы предаваться тайным порокам, вроде приема героина.
В огромной спальне, где стены были затянуты тканью цвета беж и где висели блеклые голландские гравюры, изображавшие рыцарей, кутивших в таверне, Марвуд лежал на одной из двух обширных кроватей и ждал, когда его телохранитель приготовит ему очередную порцию героина. Всегда хорошо иметь рядом с собой кого-нибудь, кто готов выполнять за тебя грязную работу. Сам Алан героином не интересовался. Он предпочитал марихуану в умеренных дозах, мучную пищу и молоденьких мальчиков, которые предоставляли свои услуги за деньги и которых Алан частенько поколачивал после завершения любовных утех.
Конечно, Марвуд предпочел, чтобы его помощник проявлял большую преданность делу, которому он служил, но — что делать? — приходилось идти на уступки, помня о несовершенстве человеческой природы. Если закрыть глаза на некоторые слабости, Алан был не так уж плох. Он с удовольствием выполнял приказания, что, по его мнению, входило в условия подписанного им контракта, и — слава Создателю — не отличался болтливостью. Более того, своими способностями к разрушению он напоминал древнего вандала. Кое-какие трюки, которые он проделывал с чернокожими в Африке, выглядели столь отталкивающими, что не могли не вызвать протест со стороны некоторых стран, недавно получивших независимость. Короче — в Африке его весьма и весьма недолюбливали.
Алан, одетый в рубашку с короткими рукавами, направился в ванную и, достав перочинный нож, открутил винты и снял небольшую решетку, закрывавшую вентиляционное отверстие в стене. Взяв оттуда некий предмет, завернутый в полотенце, он направился на кухню и, прихватив там коробку с листами алюминиевой фольги и бумажные полотенца, вернулся в спальню, где его уже с нетерпением поджидал Марвуд.
Опершись на локоть, дипломат с любопытством следил за действиями помощника, который решил использовать вторую кровать в качестве рабочего места. Прежде всего он извлек из груды бумажных полотенец картонную трубку и отложил ее в сторону. Затем он оторвал кусок алюминиевой фольги и поместил его рядом с трубкой. Развернув сверток, извлеченный из вентиляционного отверстия, он вынул небольшой целлофановый пакет с «Жемчужиной белого дракона» — белоснежным героином в смеси с барбитуратом, именовавшимся «барбитон».
Он отсыпал немного героина на листок фольги, положил его на ночной столик и, используя пепельницу в качестве пестика, мгновенно растолок кусочки наркотика в пыль. «Жемчужина белого дракона», которую Марвуд приобрел еще в Гонконге, содержала пятьдесят процентов чистого зелья в отличие от двухпроцентного американского. Американским наркоманам приходилось вводить не слишком качественную смесь прямо в вену, в то время как сила «Жемчужины» позволяла достичь эйфории, не прибегая к игле.
Алан подстелил еще один лист фольги под тот, на котором лежал наркотик, после чего, приподняв фольгу за край, стал нагревать листы на пламени зажигалки. Марвуд присел на постели, пристально наблюдая за действиями Алана; он облизал пересохшие губы. Тем временем белая пыль на фольге начала таять и запузырилась. Через несколько секунд белая пудра превратилась в черную маслянистую жидкость.
Алан отложил зажигалку и протянул фольгу с наркотиком Марвуду. Дипломат взял картонную трубку, которую уже держал наготове его телохранитель, расположил ее широкий конец так, чтобы он находился на расстоянии дюйма от черной жидкости, а другой взял в рот. Затем он глубоко втянул в себя воздух, перемешанный с парами героина. «Преследование дракона» — так называли китайцы этот процесс. Втягивая в себя сладковатый дым, который, поднимаясь в воздух, и в самом деле приобретал очертание дракона, Марвуд подумал, что наконец-то перестанет болеть тело и утихнет боль душевная. Пусть и на короткое время.
Несколькими минутами позже разомлевший и умиротворенный Марвуд снова лежал на спине в постели в затемненной комнате и сквозь полузакрытые глаза разглядывал пятно лунного света, посеребрившее потолок. Алан оставил его в одиночестве, а сам перебрался в гостиную, где принялся за фасоль в томате и тосты, устроившись перед телевизором. Американское телевидение, очевидно, работало круглые сутки. Эх, Алан, Алан. Соль земли! Грубоватый временами и начисто лишенный вкуса, он, тем не менее, платил привязанностью тем, на кого работал. Пожалуй, преданность точно так же была свойственна и Алекс Бендор, но в этом-то и было все дело. Как быть с этой женщиной, представлявшей для Марвуда вполне реальную угрозу? В самом деле, как? Впрочем, в глубине души Марвуд знал, как поступить с ней — зачем притворяться?
В этом мире каждый сражался за себя — и один только Бог — против всех...
Марвуд искренне верил, что деньги могут все.
Деньги давали ощущение покоя и довольства и — Бог свидетель — позволяли надеяться, что дураки, его окружавшие, никогда не станут ему, Марвуду, ровней. Деньги давали ему возможность работать головой и таким образом управлять теми, кто зарабатывал себе на жизнь с помощью рук, а не мозга. Деньги
