генералу Дорф-Капцевичу в собственные руки
Ваша Высоконеподкупность!
Искренне заверяя Вас в своем неизменном почтении, спешу уведомить: по здравому размышлению решил я согласиться с Вашим лестным предложением и вернуться на службу государю и Отечеству, приняв на себя должность начальника Харьковского Е. И. В.[28] Великого Князя Николая Николаевича облавного училища взамен обремененного тяжкой хворью полковника Куравлева, столь дорогого нам обоим. Прошу незамедлительно оформить бумаги, как Вы обещались исполнить по первому моему письму, и сегодня же подтвердить мои полномочия ответной телеграммой на адрес Севастопольского полицейского управления, ибо от этого зависят многие обстоятельства.
Севастополь, Малаховский пер. 2
обер-полицмейстеру г. Севастополя
Его Высоконачалию
Сергею Сергеевичу Кушникову
По получении сего немедленно известить Его Бдительность, Князя Джандиери, о вступлении последнего в должность начальника Харьковского Е. И. В. Великого Князя Николая Николаевича облавного училища со всеми вытекающими отсюда правами и обязанностями, включая личный контроль над вербовкой негласных сотрудников. Во вверенное Его Бдительности училище князю Джандиери, государевым указом возведенному в чин полного полковника, вменяется прибыть не позднее…
обер-полицмейстеру г. Севастополя,
Его Высоконачалию,
Сергею Сергеевичу Кушникову
Ваше Высоконачалие!
Получив Ваше уведомление о новом назначении, убедительно прошу Вас без промедления послать курьера к настоятелю Иоанно-Златоустовской обители, дабы о. Пимен мог сегодня же направить в отель «Эрмитаж», где я имел удовольствие остановиться, того местного иерея, который облечен саном епархиального обер-старца и визирует приговоры Севастопольского уголовного суда. Сие крайне необходимо сделать в самом скором времени, для проставления на особом контракте временной визы, сроком не более месяца, поскольку виза постоянная будет проставлена о. Георгием, епархиальным обер- старцем при Харьковском Е. И. В. Великого Князя Николая Николаевича облавном училище, куда я намереваюсь прибыть лишь через несколько дней.
…вот так оно было.
Где-то далеко, на другом конце комнаты, на другом краю вселенной отблескивает полированная гладь стола. И там, на этой глади, в блеске и славе, левиафановыми пастями разверзлись два белых сияющих окна: два входа в иную жизнь, два шанса, до которых еще надо дойти, добрести, доползти – и отпереть пером-ключом замки на них.
Впервой ли тебе, Дуфунька Друц, ром непутевый, чем ни попадя замки-то отпирать?
А тебе, Княгиня? дорогая ты моя Раиса Сергеевна, как любит говаривать один известный нам обоим человек?!
Перо, говорите, стальное? казенное? расщепленное надвое змеиным жалом? Пусть змеиное – сгодится. Все сгодится. Змей, он испокон веку в искусителях ходит… ползает, на чреве своем. Вот и вам, значит, надо дойти! доползти! дотащить на себе задыхающихся, тонущих в мгле изнеможения крестников. Слишком быстро все складывается – у вас, у них…
– …Я вот чего подумал, Рашеля…
– …Ты такого больше не думай, Феденька…
Там – спасение.
Страшное? – да. Отталкивающее? – да. Спасение? – да.
Что, снова брудершафт, Княгиня?
Да, Бритый. Снова.
Идем?.. где наша не пропадала?!
Ты сказал. Идем.
Вы оба знаете: это пустая бравада. Это шаткая ограда, за прутьями которой притаился скользкий, мятный холодок страха. Где бы ваша ни пропадала пропадом – но не здесь!
Закон вне Закона.
Мгла сгущается вокруг Шавьей трясиной. Ей жалко отпускать добычу; она вязкой топью липнет на ноги, тянется выше, выше, высасывает последние силы – но вы идете!
…Ссыльные шли от Шавьей трясины.
Двое…
Вы все-таки идете, хотя и не двигаетесь с места.
Медленно, мучительно медленно приближается полировка стола с двумя слепыми бельмами; с двумя белыми окнами.
С двумя листами гербовой бумаги.
Двумя договорными бланками.