задушенным хрипением. Ноги думали сами: прыжок. Руки думали сами: рывок. Дверь распахнулась, и я стал свидетелем немой сцены: Протесилай-филакиец, опустив босые ступни в лохань с горячей водой, зажимал няне рот ладонью.
– Молчи! убью!.. – увидев меня, филакиец мотнул головой: выйди, мол! все в порядке!
И снова к няне:
– Молчи!
Позже, когда Эвриклея – светясь счастьем, или тем огнем, чье имя я уже знал – вела филакийца наверх, в гинекей, он нашел предлог задержаться. Перекинуться со мной парой слов: наедине.
– Твоя жена хочет побеседовать со мной, – Протесилай смотрел в землю, кусая губы. В эти минуты он как нельзя больше походил на моего Старика. – Твоя няня... знаешь, рыжий: по-моему, они перепутали нас с тобой. Старуха мыла мне ноги, увидела шрам. Кричит: Одиссей! ты вернулся! Пришлось утихомиривать. У тебя правда есть такой шрам? На голени, под коленом? Старуха говорила: вепрь...
– Нет, – сказал я. – У меня не осталось шрама. Меня лечили амброзией. Или нектаром, точно не знаю.
– А-а, – буркнул филакиец, как если бы амброзия в качестве лекарства была для него делом обычным. – Ясно.
И пошел прочь.
К моей жене.
Думаю, он хотел сказать мне что-то еще, но промолчал. Чтобы не убивать вопросы.
– Радуйся, милый!.. это я...
Это тишина за спиной. Смолк ветер в ветвях, замерли бледные венчики асфоделей, дрогнули лотосы в пруду. Спящий дом зашевелился, подбросив в небо горсть птиц с перил. Далеко внизу замер прибой, распластавшись на острой гальке, и воцарившаяся тишина ласково шепнула мне:
– Радуйся, милый!.. это я...
Я не ответил.
А что, собственно, нужно было ответить?
Прошуршали легкие, невесомые шаги. Две ладони легли мне на плечи, помедлили, взъерошили волосы на затылке; мягкая, полная грудь прижалась к моей спине, не торопясь отпрянуть.
Всегда любил полногрудых.
Как папа.
– Я не ожидал, что ты придешь.
А что я должен был сказать ей? 'Я не ожидал, что ты осмелишься прийти'?! 'Посмеешь явиться накануне истинного возвращения, встать между мной и моей семьей, между прошлым и будущим, на хрупкой и почти несуществующей границе настоящего'?! Или вместо всего этого, даже в невысказанности своей, даже в мыслях опасного куда больше, чем острие кинжала у затылочной ямки, надо было просто сказать главное – то, чего она еще не знает и чему никогда не поверит:
'Я вернусь'?
Змея свернулась на алтаре, кусая свой хвост.
– Ты самый лучший, милый... самый лучший...
– Ничего подобного, – от бесформенного камня исходила ровная, спокойная сила. Если сперва я раздумывал: встать и обернуться, рискуя опять увидеть знакомое-чужое лицо, или откинуться назад, утонув затылком в мягком тепле? – то сейчас выбрал покой. – Калхант лучше меня умеет умирать, оставаясь в живых. Диомед из Аргоса лучше уходит... гораздо лучше. Малыш Лигерон и Аякс-Большой умирают много лучше, чем я убиваю. Менелай умел надеяться и прощать, Нестор – притворяться, Иссин-Мардук, если он еще жив, умеет делать правильные ставки; я не умею ни того, ни другого, ни третьего. Мой папа добрый, а я нет. Хочешь, я наконец познакомлю тебя с папой?
– Ты дурачок... Я уже знакома с твоим отцом. Он слишком долго вмешивался в дела распадающегося
Ну вот, теперь куда больше похоже на правду.
– Дурачок... я и сама не знаю, за что тебя люблю.
– Тоже мне загадка Сфинкса...
– А ты знаешь разгадку?
– Конечно. Я рыжий, коренастый, сумасшедший и слегка хромаю. А еще я очень хитрый. Скажи Ангелу, чтобы прекратил прятаться в кустах. Он так сопит, что даже мертвый услышит.
– Я не ошиблась в тебе, милый. Ты вернулся. Вернулся ко мне. К нам. Ты этого еще не понял, но у нас впереди много времени. У нас впереди вечность. Если, конечно, мы заблаговременно позаботимся о своем будущем. Знаешь, Схетлиос[93] теперь торчит на севере. Наконец примирился со Стратием: редкий пример отцовской любви и сыновней почтительности. Надеются, что Гераклиды с дорийцами придут, неся на остриях мечей их имена. Ортия вместе с Мачехой пропадают на востоке, рассчитывая на киммерийцев; Киприда – на юго-востоке, вместе с Фебом. У них там свой интерес. Черногривый мечется, не зная, какому морю отдать предпочтение. А мы с Ангелом – здесь. Мы тоже умеем делать правильные ставки: на запад. И вот: ты вернулся.
Молчу.
Сидя на камне, молчаливом, как и я.
Мне скучно.
