Человек Космоса

– Чего ты хочешь?

– Фракийца-убийца – бояться великий боги, дружить великий Троя! Хитромудрыя Диссей бояться великий боги?

– Бояться. Очень. Дальше!

– Хитромудрыя Диссей дружить великий Троя? Он дружить – золото! Он дружить – жизнь!

– Против кого дружить станем?

– Великий Троя бояться страшный Не-Ел-Сиська! Хитромудрыя Диссей в оба глаз смотреть: где Не-Ел- Сиська? Шептать моя, моя шептать великий Троя!

– Ты шутишь?

– Нет-нет-нет! Друзья говорить: хитромудрыя Диссей сказать да-да-да! Большой голова, все понимать! Жить хотеть очень да-да-да!

Одиссей встает. Человечек утыкается раскрашенным лицом в ковер. Так они и остаются в темном, ночном Номосе: один стоит, головой под рукотворное небо шатра, другой юлит на четвереньках, пряча взгляд.

Червь у ног божества.

Моля о предательстве.

* * *

...отращивать зубы лепешка должна начинать с себя. Со своего краешка. Выдавливать героя по капле – с себя. Брать Трою – с себя самого.

Скучно. Холодно.

Спокойно.

Что сделал бы на моем месте Геракл, предложи ему грязный фракиец измену? Разгневался бы; придушил мерзавца. Назавтра бы даже не вспомнил. Это по-геройски. Значит, гневаться не станем; не станем и душить. Пузырь в кипятке, я медленно плыву вокруг другого пузыря: жалкого, ждущего лишь мига, чтобы лопнуть. Троянцам позарез надо знать заранее: на каком участке боя возникнет неуязвимый малыш Лигерон? Похоже, они это знают и без меня. Потому что: позарез. В прямом смысле. Но лишний наушник не помешает. За это от съеденной лепешки в конце оставят две-три крошки: черстветь до старости.

В награду.

...начинать воевать по-человечески – с себя. Подло. Грязно. Белые крылья победы с изнанки воняют конюшней. Это хорошо, что лазутчик омерзителен – так будет легче. Так будет: сразу. И никаких белых крыльев. Согласиться?! взять золото?! – и начать снабжать 'великий Троя' ложными сведениями... День, два, может, неделя – и обман раскроется.

Ключ к победе, ключ к предательству, ключ ко всему – малыш Лигерон в поле. Жаль, еще не нашелся замок к этому ключу.

Найдется.

Скука окутывает меня ледяной броней. Лед искрится, топорщится острыми иглами... наконечниками стрел. Я вдруг ощутил с ясной отчетливостью, что люблю этого жалкого фракийца – который, заплати ему, ни на минуту бы не задумался, всаживая мне нож в спину. Я люблю его за чистую, как слеза, подлость не- героя; я люблю его за смешную уверенность в родственной подлости всех остальных. Он ведь искренне верит, что я – такой же; а я истово хочу стать таким же, потому что иначе мне не вернуться. Вот он, предо мной, на четвереньках, грязным лицом в пол – мой очередной недосягаемый идеал. Дома ждут три жены, самая младшая опять в тягости, живот огурцом, значит, мальчишка, а бабка каркает, что роды будут трудными, и сосед угнал из табуна лучшего жеребца, надо идти резать соседа, только ножей не хватит, их надо купить, ножи и руки, значит, нужно золото: эта война – чистый клад, разбогатею, вернусь, зарежу соседа, угоню весь его табун, младшая жена родит мальчишку – будем пить-гулять, пойдем в набег, ночью, ночью лучше всего...

Фракиец дернулся; замер.

Это я велел ему замереть. Без слов. Господин – рабу? хозяин – псу? Нет, иначе. Так человек велит не двигаться собственной руке: даже не замечая, что велит. Пузырь коснулся пузыря, и в месте касания двое срослись в одно. Иголочки скуки протянулись, надорвали тонкий слой; стрелы любви впились в цель. Я никогда не чувствовал это так, но скука не позволяла удивляться.

«Слушай, а почему, когда ты рассказываешь – мне хочется верить и соглашаться?!»

...начинать – с себя.

– Кто тебя послал на самом деле?

– Паламеда. Моя честно-честно: Паламеда.

Да. Это честно. Сейчас он не может обманывать меня. Не хочет. Может и хочет совсем другое: верить и соглашаться, отвечать правду, только правду, ничего, кроме правды – или ничего, кроме лжи, которую я велю назвать правдой. Даже не заметив, что уже велю.

Что со мной? Что с ним?!

Какая разница, если отращивать зубы надо начинать с себя...

– Мой любимый шурин Паламед Навплид служит троянцам?

– Да-да-да! Любимая шурин посылай брехать: хитромудрыя Диссей служить тоже! Жизнь! Золото!

Золото... Нет, не продался бы эвбеец за золото. Своего навалом. А вот жизнь – другое дело. Вполне по-человечески: покупать свою жизнь за жизни других. Если при этом еще и золотишко перепадет – что ж, тем лучше. Паламед-лепешка отрастил себе зубы раньше меня. Он хочет жить; хочет вернуться.

Неужели он хочет вернуться больше меня?!