Усилие, достойное титана, – и лицо раненого на мгновенье приобрело осмысленное выражение. Это было лицо сорокалетнего мужчины, но искаженное гримасой нечеловеческого страдания. Вечные узники преисподней! Тантал-лгун! Иксион-бунтарь! исполин-Титий[57]! завидуйте! – ваши муки есть прах и тщета... Вы просто счастливчики – ведь это просто! очень просто!..
– ...все умрете! – прохрипел малыш. – Все! Я буду мстить вам и после смерти! Я... вы...
До сих пор не знаю, кого он имел в виду.
– Парис! Слава Парису! Парис сразил Ахилла! – ликовали внизу троянцы, но мне было не до них. Прости, малыш. Ладно? Слезы застилали взор, все виделось, как в тумане. Лишь одно отчетливо вставало навстречу: двое на башне. Да, теперь их было двое. Парис и Аполлон. И тот из них, кто был богом, накладывал на тетиву вторую стрелу.
– Ты?!!
Единственное, что произнес Стреловержец. Прежде чем задохнуться от гнева. Бога обошли! обманули! сделали за бога его работу! Сразили того, кого не сумел сразить убийца чудовищного Пифона! И кто? Смертный выскочка, басилеишка с занюханного островка, чьего и названия-то никто не помнит! Но в ответ гневу я сделался серебряным зеркалом. Холодным. Скучным. Любящим.
Отразил и отразился.
Лучник против лучника.
Лук против лука. Жизнь против жизни.
Золотая смерть – против смерти Лернейской.
Взгляды скрестились, и мы с Фебом стали единым целым.
Антистрофа-II
Не стать богом
Мне опасно возвращаться туда. Даже в воспоминаниях. Потому что: тянет. Ведь 'последний предел – победа над равным.' Помешав шагнуть малышу, я сам занял исходный рубеж. Убил Не-Вскормленного- Грудью – земного бога. Теперь оставалось убить бога-олимпийца, и занять следующее место под солнцем. Святое место. Пустое место.
Перестав быть собой.
Потеряв надежду вернуться.
Качка прекратилась. Я не ощущал под ногами скрипучих досок 'вороньего гнезда'. Я вообще не чувствовал никакой опоры. Ведь это просто: стоять, непоколебимей скалы! Расстояния исчезли: корабль? небо? – пространство не имело никакого значения. Время не имело значения. Зеркало расплавилось. Потекло. Смолк детский плач у предела. Умер безумный смех на задворках сознания. Развеялась скука. Пала ниц, закрывая лицо любовь.
Я был выше мирской чепухи!
...бог. Могу сотрясти твердь или погасить солнце. Но хочу одного: освободить смутную дорогу. Убрать препятствие. И последнее, что еще сохранялось от былого Одиссея, сына Лаэрта, нашло в себе силы ужаснуться. Потому что
Смейтесь, в Тартар вас!
Хохот, больше похожий на грохот лавины, возник отовсюду. Некуда было бежать, некуда стремиться, чтобы заставить его смолкнуть. Но почему я медлю?
И почему медлит
Голова Стреловержца дрогнула. Начала старчески клониться на грудь. Взор погас, ослабла натянутая тетива: бог засыпал стоя. Откуда-то издалека долетел глухой, монотонный плеск волн. Но это был не пенный прибой, и не море любви, которое, бывало, затапливало мою чашу до краев. Тайным знанием я знал: это открывается вход в Аидову мглистую область. Это рокот древней подземной реки достиг моих ушей. Смертный сон сковывал Феба. Кара, постигающая всякого из бессмертных, если он попытается нарушить клятву водами Стикса. Первая часть кары, и далеко не самая худшая...
Он посягнул!
Еще? – или уже?!
Стрела рвалась с тетивы. Стрела с ядом Лернейской гидры. Лук сделался живым существом, единым со мной, взывая к рукам и пальцам, удерживавшим смерть на тетиве:
'Стреляй! Убей гордеца! Семья бессильна пред тобой. Они клялись, а ты – нет! Обладатель права безнаказанно убивать бессмертных, у тебя есть оружие против них! У тебя развязаны руки!'
'Нет! Я не хочу становиться таким же!'
'Ты уже – такой. Стреляй!'
'Врешь! Я – Одиссей! я вернусь... меня ждут дома. Жена... как ее зовут?.. я ведь люблю ее! я помню! помню...'
Память отказывала. Скверная девка, она вертела подолом, готовая удрать в любую минуту. Слово 'любовь' выглядело смешным. Нелепым. Как и другие слова. Жена? сын? отец? мама? С трудом я вспомнил имя своего отца. Кажется, его зовут Лаэрт. Да, точно: Лаэрт. Я – Одиссей, сын Лаэрта. Пустой набор бессмысленных звуков. Зачем мне куда-то возвращаться? Ведь я больше не помню ни лиц, ни имен... прошло столько лет...
