обойтись без убийства, я снова ошибся.
Моя вина; мой промах.
– Договаривайся с кем угодно, – Одиссей сел рядом с ясновидцем. Ровно на сутки позже, чем условливались. Все время мерещилось: сейчас из темноты шагнет гора. Сбивчивое бормотанье: '...они завидуют... все!.. я – самый сильный...'
Но царила тишина.
– С Троей, с Геленом. С Олимпом! с Тартаром!.. Договаривайся!
Рыжий полагал, что кричит. На самом деле его голос звучал скучно.
– А Парис? Пока он жив...
– Парис – это будет просто. Убивать врагов вообще просто. Но войну пора заканчивать. Иначе я не выдержу.
– Я тоже, – спокойно ответил пророк. – Я тоже, Одиссей. Ты прав. Войну надо заканчивать.
ЭПОД
Откинувшись на спинку кресла, закрываю глаза.
Я дома. Я в доме. Дом – во мне. Чтобы обойти его, мне не требуется вставать, шлепать босыми пятками, слышать пенье половиц. Я иду по дому, как по себе самому. Дом выстраивается во мне: здание по имени Одиссей. Я обнесен снаружи высокой, зубчатой стеной. Стена настолько широка, что по ней способен ходить взрослый человек. Я настежь открыт друзьям и заперт на засов от недоброжелателей – ага, конечно же, это ворота. Каменные скамейки по обе стороны: здесь беседуют мужчины, когда солнце щадит наши головы. Двор за воротами: сараи, хлевы, жилища челяди. Кладовые. Чуть дальше: просторная баня. На ладони я держу вереницу крытых портиков, от ворот до фасада. Комнаты для гостей дверьми выходят в преддомье[60]; рядом – спальня моего сына. Моего взрослого сына. Не останавливаясь, только улыбнувшись на ходу, спешу мимо.
Здесь же, во дворе: столб и конус. Оба щедро позолочены. Украшены резьбой. Конус – это Аполлон- Агиэй[61]. Столб – Гермий-Психопомп. Их поставили в мое отсутствие. Словно чувствовали.
Знали, что надо ставить.
Зато алтарь Зевса-Прадеда куда-то делся...
Из преддомья широким коридором – в мегарон. Эти двери я делал сам. Порожек из ясеня; косяки из кипариса. Слабый, ни с чем не сравнимый запах. Сосновые балки потолка. Три ряда деревянных колонн. Галерея на задней стене.
...точно такая галерея была в мужском зале у Гелена-прорицателя. Я отсиживался там, парясь в доспехе. Ждал ночи. Рядом дремал Диомед: завидую его способности спать где угодно и когда угодно, просыпаясь мгновенно. С ясным взглядом. Мне так не дано. Мне проще вообще не спать. Перебирать мысли, будто шероховатые бусины на суровой нити. Три дня назад я застрелил Париса. Это действительно оказалось просто. Взял и застрелил. Правда, мне отчего-то померещилось, что я совершаю самоубийство.
Но к вечеру прошло.
Троянский прорицатель, в чьем доме укрылась часть нашего тайного отряда, рассказывал: Парис умирал долго. Много дольше малыша. Люди боялись его: распухшего, почерневшего. Лернейский яд шел у него горлом, но Парис еще жил. У петушка даже хватило сил уйти в Идские леса, где прошла беспризорная юность подкидыша. Кричал, что какая-то нимфа должна простить его, подлеца, что она излечит любимого тайными травами. Но, похоже, нимфа оказалась злопамятна: тело соблазнителя нашли мирмидонцы. Тайно ждавшие в чаще, когда мы ночью откроем им Скейские ворота. Дабы держать вход свободным до высадки основных сил.
Впрочем, об этом я узнал позже.
– Где вы вообще откопали этого Париса?! – в сердцах бросил я Гелену. Да, я был не прав. Нашел, на ком зло срывать.
– Не спрашивай, – наскоро оглядевшись, шепнул ясновидящий сын Приама, бледней извести. – Пожалуйста, не спрашивай.
Я пожал плечами.
Ждать оставалось целый вечер.
Дом разворачивается во мне.
Верхний этаж. Из мегарона сюда ведет отдельная лестница. Здесь дверь особая: крепкая, с двумя замками. Рядом висит колотушка, окованная медью. Мне не нужно стучать; открывать замки тоже ни к чему. Просто – иду.
Оставаясь телом на ночной террасе.
Все-таки бывают минуты, когда возвращаться приятно.
Комнаты служанок. Наша спальня. Нет, заходить рано. Зеленая звезда еще висит над утесами. Еще бродят тени по террасе, и кровь памяти моей струится по ножу. Я лучше выйду на балкон... вот: занавесь откидывается, шурша... Стою, глядя в небо. Вон Плеяды: бегут, летят, спасаются от сумасшедшего Ориона- охотника. Вон Волопас. Дальше выгнулся Посейдонов Жеребец. Машет гривой.
На одной из наших осадных башен был похожий навес.
В виде конской головы.
...башню мы оставили на Фимбрийской равнине. Бросили. Когда троянцы обнаружили на рассвете опустевший лагерь, они обезумели. Следы бегства – хуже дурмана. Вместо того, чтобы проверить, убедиться, распахнули ворота настежь. Бросились в поле: толпами. Мужчины, дети. Старики. Женщины.
