опостылевшего безделья и дурацких мыслей, рождаемых ожиданием. Надо поговорить с мамой. Возможно, она все-таки согласится... И еще: дедушка. Да, пока не стало жарко, надо обязательно сбегать к деду.
У портика напротив двое
– Молодой хозяин?
Вопрос выдернул мальчика из сосредоточенности.
– Молодой хозяин? – еще раз повторила папина няня, которую язык не поворачивался назвать старухой. – Молодого хозяина хочет видеть его достопочтенная матушка.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас. Госпожа басилисса закончила утреннее омовение и велела передать, что хочет видеть своего сына.
Впилась, как клещ. Мальчик был слишком хорошо знаком с приставучестью папиной няни, чтобы упираться или спорить с Эвриклеей. Бывшая рабыня, давно уже вольноотпущенница, она умудрялась даже у
Мальчик едва не забыл, что еще минуту назад сам намеревался переговорить с матерью.
– Хорошо. Передай: я уже иду.
– Да, молодой хозяин.
– И перестань наконец звать меня молодым хозяином! – вспылил мальчик. Гнев поднялся откуда-то из глубины желудка, где гневу не место; и причин для раздражения не было вовсе, кроме того, что сегодня особенный день, а до вечера уйма времени. – Оставайся ты рабыней, я бы еще понял... Дула[79]! Какой я тебе хозяин?! Ну скажи на милость: какой?!
Губы папиной няни тронула легкая улыбка, больше похожая на тень:
– О да, я дула. Я стала ей задолго до твоего рождения, молодой хозяин. Знаешь, это были лучшие годы моей жизни... Матушка ждет. Не стоит заставлять ее ждать дольше обычного.
По дороге в гинекей Телемах размышлял о том, что отцу няня постеснялась бы сказать такие слова.
Ладно.
Проплыли.
Эвриклея шла рядом, грустно улыбаясь. В этом юноше, которому, очевидно, не суждено вырасти по- настоящему, сошлась вся любовь вечной нянюшки. Хорошо, что он мало похож на отца. Это было бы слишком больно. Хорошо, что все-таки похож. В малыше, жемчужиной в раковине, прячется отцовская порода, но глубоко, глубже, чем хотелось бы. Ежедневно видеть, любить и сравнивать, сравнивать... Он думает, все вокруг сдались, неожиданно поняла старая няня. Он так думает с самого начала. Полагает, будто воюет один на один со всем миром, и это делает его еще более уязвимым и еще меньше похожим на отца. Он просто не видит, что у маленькой армии под названием 'семья Одиссея' происходит бой за боем. День за днем. Все эти три года. Он ничего не видит, закрыв глаза ладонями предвзятости, и потому обижен на весь свет. Пусть что-нибудь сделает. Пусть сделает хоть что-нибудь. Даже если это будет связано с риском. Даже если будет угрожать его жизни. Няня понимала: узнай хозяйка ее мысли, не миновать скандала. Пусть. Маленькой армии нужно подкрепление, серьезное подкрепление, а не обиженный мальчик, считающий, что настоящую войну ведет он сам. Маленькой армии надо продержаться. День. Неделю.
Вечность.
Рыжий безумец однажды вернется, что бы ни говорили по этому поводу все оракулы мира.
– Утри сопляку нос! – заорал вслед козопас Меланфий, ударяя ребром ладони по сгибу локтя. Подождал, оставив на лице щербатую ухмылку. Жаль, не обернулись. И игроки в коттаб, увлеченные сражением, забыли откликнуться дружным гоготом.
Такая хорошая шутка пропала зря.
– Эх! – горестно вскрикнул один из игроков, глядя, как медленно тонет мисочка его соперника. Подставлять лоб под увесистые щелчки – дело не из приятных. Левая мисочка, перегруженная жребиями камешков, шла ко дну чана, словно чья-то судьба, переполнившаяся ожиданием.
Зеркало из полированного серебра отражало правду, и правда была вполне приемлемой.
Если глядеть сквозь ресницы.
'Надо отослать мальчика к деду. Хотя бы на два дня,' – думала Пенелопа, пока рабыня расчесывала гребнем ее густые, до сих пор не тронутые сединой волосы. Рыжие вообще плохо седеют. Вплотную приблизясь к сорокалетнему рубежу, вдова Одиссея-Ушедшего была еще хороша собой. Сказывалась кровь матери, долинной нимфы; вернее, не кровь, а легкая, еле заметная примесь серебристого ихора в жилах. Вполне достаточная, чтобы старость дольше обычного помедлила на пороге, прежде чем войти без стука. Таких женщин – зрелых, опытных, полногрудых, с понимающим материнским прищуром ярко-зеленых глаз – любят неоперившиеся юнцы. Среди
К чужому делу.
К чужому телу – шутка, подлая тем больше, чем вернее она грозила перестать быть шуткой.
