существования, а всю жизнь. И день, и ночь. В трубном подвале. У помойки. Нет, я не смогу. От одной мысли меня бросает в холодный пот, хотя мертвые не потеют. Иначе я давно бы… Это ведь просто: вкопал осиновый кол в землю и упал лицом вперед. Думаете, я бы струсил? Эх, вы… Я был кирасиром. При жизни. Воевал. Отличился под Трендау. Орден Вечного Странника с бантами. Не верите?
Охотник на демонов промолчал.
Верилось слабо. Этот лысоватый, нервный бедняга – один из тех удальцов-кирасиров, чья безумная, самоубийственная атака под Трендау не только спасла жизнь курфюрсту Бонифацию, попавшему в окружение, но и повернула военную удачу спиной к победителям, уже ликовавшим от счастья?! Представить фон Тирле в седле? Палевый колет, галуны на обшлагах? Каска и кираса, черная с серебром? На груди солнцем сияет золотой герб Брокенгарца?
В руке – длинный палаш, рот разорван яростным воплем?
Воображение отказывало.
– Не бойтесь, сударь, – вместо ответа сказал Фортунат. – Я сделаю все, чтобы ваш снулль освободился. Тирулега не откажет. Мы выпустим снулля в окошко, и он…
– Скажите… Как он выглядит?
– Кто?
– Мой снулль!
Странное дело: вампира аж затрясло от возбуждения. Словно запойному пьянице дали понюхать крепкого вина. Верхняя губа вздернулась, обнажив клыки. Зрачки сузились, превратившись в вертикальные щели. Пальцы скрючились, втяжные когти выползли наружу.
Реджинальда била крупная дрожь.
В другой ситуации венатор подумал бы, что упырь готовится к нападению. И незамедлительно принял меры. А тут… Фортунат сидел, глядел на возбужденного фон Тирле и размышлял, как бы половчей описать ему снулля.
Будто ребенка хотел успокоить.
– Ну, он малиновый. Знаете, когда малина старая, она темнеет…
Вспомнилось, что лучшая малина растет близ нужников и на погостах.
– По телу – светлые пятна. С виду – похож на спрута. Хотя мой друг, доцент Кручек, утверждает, что на медузу. Щупальца, клюв, стрекальца. Да вы же и сами его верно описывали!
– Большой? – тихо спросил фон Тирле. – Гигант?
– Ничего подобного. Не больше кошки, – венатор развел руки, показывая. – И летает. Если честно, мерзкая тварь. Тут вы правы.
– Я хочу его увидеть!
– Зачем? Вы же его видели.
– Во сне! Только во сне! Я хочу увидеть его наяву! Вы поможете мне? Я увижу моего снулля, а потом вы его отпустите…
И правда, подумал Фортунат. Снулль являлся, когда Реджинальд уже спал мертвым сном. А улетал – за миг до пробуждения. То, что во сне снулль выглядел примерно так же, как и наяву, не считая размеров, ничего не меняло.
С другой стороны, почему бы и не оказать услугу фон Тирле? Нам эта услуга ни гроша не стоит. А вампиру – радость. Вон переменился весь. Глянешь и поверишь: такой мог в кирасирах.
Каска, палаш, баталия под Трендау.
Герой.
– Ладно. Я договорюсь с морфинитом. Возвращайтесь в склеп и ждите. Мы придем до рассвета и принесем вашего снулля. Вы посмотрите друг на друга, снулль улетит на волю, и расстанемся по- хорошему.
Вампир поднялся из кресла.
– Я ваш должник, сударь. Фон Тирле добра не забывают.
Миг, и венатор остался в номере один.
Вышколенный портье лишь поклонился, принимая у Цвяха ключ от номера. Во время Вальпургиалий день и ночь в Брокенгарце сливались в безумную круговерть. Человек, отправляясь совершить ночной променад, выглядел вполне естественно. Впрочем, даже не бурли в городе фестиваль, портье бы остался невозмутим. Постояльцы вольны приходить и уходить, когда им заблагорассудится.
«Дракону и лилии» в скором будущем явно светили 4 эталона.
Мазнув взглядом по доске с рядами пронумерованных крючков, охотник на демонов обнаружил удивительный факт. Ключ от 23-го номера висел на месте. Значит, Кручек домой не вернулся. Внял-таки. Передумал отсыпаться и отправился «фестивалить». Молодец теоретик! Не то что мы: то сны чужие, то беседы полуночные; то премся через весь город – и добро б в аустерию или к сговорчивой красотке.
Так нет же!
Дал упырю слово? – держи.
Венатор от раздражения громко хлопнул входной дверью. Жалуясь, звякнул колокольчик. Сбежав по ступенькам, Фортунат скорым шагом направился к гостинице «Тихий уголок». До цели он добрался без приключений, если не считать встречи с компанией молодежи, пугавшей случайных прохожих в темном переулке.
Прохожие пугались с огромным удовольствием.
Заслышав приближение Цвяха, шутники выскочили из-за угла. Они завывали и корчили рожи. Подлинная ноктюрнелла, затесавшись меж юнцов, накрывала их «флером», искажая очертания. Однако у охотника сегодня было плохо с чувством юмора.
– Кыш! – рявкнул он, принимая Облик, в котором спускался в ад. – Уши надеру, сопляки!
Тщетно он надеялся, что хулиганье уступит дорогу. Молодые люди пришли в восторг. Обступив монстра, они принялись упрашивать его присоединиться к забаве.
– Герр демон, умоляем!
– С вами все будет в лучшем виде!
– Вы такой милый!
– Вы такой страшный!
– То-то повеселимся!
А ноктюрнелла, заигрывая, хватала за жвалы.
Пришлось венатору, во избежание долгих объяснений, воспользоваться крыльями по прямому назначению – и махнуть через пару домов на соседнюю улицу, срезав путь к «Тихому уголку».
Портье дрых за конторкой. Он лишь на миг приоткрыл глаз, когда поздний гость прошагал мимо него, и вновь погрузился в дежурную грезу.
– …весьма летуч. Видите?
– О, прелесть! Испаряться прямо на глазу!
– А что я говорил?
Голоса показались Цвяху подозрительно знакомыми.
CAPUT VIII,
в котором теоретик и морфинит фонтанируют идеями, все персонажи собираются на кладбище, делаются с видетелями ужасной баталии, а кто-то кричит: «Лекаря!»
В номере, который даже не озаботились запереть, обнаружилась сладкая парочка: морфинит Икер Тирулега и приват-демонолог Матиас Кручек. Оба, чуть ли не силой отбирая друг у друга «инструмент», с азартом мучили утомленного снулля – тыкали в клюв твари кипарисовой лопаточкой. Снулль чихал и подрагивал щупальцами, желая издохнуть.
Исследователи же увлеченно обсуждали результаты.
От хандры Кручека и следа не осталось.
– Фарт, дружище! Как хорошо, что ты зашел!
– Да-да! Мы рад очень-очень!
– Мы тут с сударем Тирулегой пришли к потрясающим выводам!
– Да-да! Старый Икер весьма благодарить сударик Кручек!
– Непаханое поле!
