– Ты когда по Целлии шел – что видел?
Калоррский бес нахмурился, вспоминая.
– Суету видел... повозки видел... большие такие, деревянные... люди тюки таскают...
Догадка выступила на его лице капельками пота.
– В Согд уходите!.. Согд спасать... а мы... мы не люди... мы...
– Дурак ты, – незлобиво обозвал его Кастор. – Вечный, а дурак... Люди, не люди, Согд, Калорра... не до различий теперь. В Согд восточные поселения идут, а мы-то как раз в Калорру. Видно, судьба у Девятикратных – людей от Перевертышей прикрывать... А у моих детей, у саларов – судьба вдвойне. Только вот...
– Только что? – тихо спросил бес из Калорры.
Кастор ответил не сразу. А когда ответил, то было слово его тяжелым и мертвым, как камень заброшенных рудников Ра-Муаз.
– Только что скажут Пустотники? Их дети, их кровь...
9
...Даймон по-прежнему предавался черной меланхолии, и Солли с Сигурдом предпочитали его не трогать без особой необходимости. Дни шли своей неспешной чередой, и общение с Бессмертными наложило отпечаток и на эту пару.
К счастью, у волков и Зу никаких проблем не возникало, и они успели завалить мясом добрую треть пещеры, так что салару и Изменчивому пришлось попридержать своих зверей – иначе запасы попросту начали бы портиться. Солли даже пошутил, что придется попросить Даймона выпустить на полчасика своего Зверя – не пропадать же добру?! Только при этом надо успеть подальше унести ноги...
Сигурд задумчиво предположил, что можно и не успеть унести; Солли подумал и предпочел сменить тему.
Сытые волки лениво разлеглись на солнышке неподалеку от дерева, на котором блаженствовал такой же сытый и ленивый Зу. Обе стороны были чрезвычайно довольны друг другом.
...Под вечер Солли и Сигурд решили спуститься к ручью – освежиться. Солли в волчьем обличье вяло трусил впереди и неожиданно замер как вкопанный, даже забыв опустить на землю одну лапу...
Сигурд уже пригнулся, и ладонь его тронула привычную рукоять меча, забывшего вкус крови и полюбившего безопасные упражнения по утрам.
Что-то двигалось в зарослях по ту сторону ручья. Ветки слабо колыхнулись, дрогнули листья – и на берег выступил человек. Он старался держаться в тени, но когда он повернулся в пол-оборота, то во впалых глазницах полыхнули багровые отсветы. Бледное, худое лицо, ввалившиеся щеки, бесформенный темный балахон, и непонятно – одежда это или просто сплошной сгусток мрака...
Позади него бесшумно возникла другая такая же фигура. Ни один лист, ни одна ветка при этом не дрогнула – словно существо просочилось сквозь кусты подобно облачку тумана. Новый гость был гораздо уверенней, спокойней первого, словно волк, впервые выведший на охоту подросшего детеныша.
Нечто знакомое почудилось Солли в чертах второго призрака, но они непрерывно расплывались, и Солли никак не мог сосредоточиться, как будто он смотрел на Изменчивого, все время находящегося между двумя обликами...
...Скользящий в сумерках и Изменчивый так и не поняли, заметили их эти двое или нет, но в какое-то мгновенье берег ручья стал пуст и безлюден.
– Мы ушли за ответом, оставляя вопрос за спиной... – пробормотал Солли, становясь человеком и устало опускаясь на землю.
– И вопрос догнал нас, – закончил за него Ярроу. – О небо, спаси глупого человека, которого мы видели у костра...
Сигурду один из призраков тоже показался знакомым. Или просто эти меняющиеся черты лица можно было наполнить любым памятным содержанием? Ярроу боялся признаться в этом даже самому себе.
На этот раз они обо всем рассказали Пустотнику. А тот ничего не ответил.
И лишь молча указал на тоннель, ведущий в Пенаты Вечных. Впервые Сигурд подумал тогда, что это обмен знанием с двух сторон – они узнают от бесов о рассвете мира, но и сами бесы каким-то своим, тайным, образом узнают от Солли и Сигурда о сумерках. Может, это и объясняло настойчивость Пустотника?.. Но Ярроу также показалось, что в глазах Даймона, когда он слушал рассказ о голом незнакомце, мелькнуло странное выражение – боль, радость, сомнение, надежда, боязнь разочарования...
Салар не знал, что такая смесь возможна. Но у Пустотника были уж очень необычные глаза...
...– Мелес Бану-Сарзи?
– Здесь...
– Филомен от оазиса Уфр?
– Я...
– Хеопт Сайский?..
Маленькой длиннохвостой обезьянке ардхи было любопытно и страшно одновременно. Страшно – потому что маленькая, а любопытно – потому что все обезьяны породы ардхи любят совать свой длинный хвост куда не следует. За что и страдают.
Обезьянка собралась было откусить кусок от свежесорванного плода дерева сиорр, но передумала, сочтя плод перезрелым, и запустила им в горящий на поляне костер, возмущенно брызнувший искрами и пеплом. Сидевшие вокруг костра крупные бесхвостые обезьяны даже не пошевелились, а тихий монотонный голос продолжал бубнить свое, время от времени прерываясь короткими однозначными репликами.
– Этайр из поймы Оккироэ?
– Я...
– Тиресий Шайнхольмский?
– Есть...
– Кто с побережья Тесс?
– Я, Закинф...
– Телем из Вайнганги?
– Здесь...
Обезьянка очень расстроилась. Она так надеялась, что ее замечательный бросок пробудит у всех интерес к ней, такой невидимой в темноте обезьяне, а вместо этого... Обида и любопытство некоторое время боролись в ее худеньком мохнатом тельце, решая – убежать или остаться – и все это время ровный поток слов плыл вместе с сизым дымом, клочьями оседая на колючих ветвях кустарника...
– Кастор зу Целль?
– Я...
– Братья Эрль-Кавус от лугов Арродхи?
– Мы тут...
Восемнадцать бесов от восемнадцати крупнейших поселений вокруг Согда и Калорры сидели у костра, горевшего в зарослях Муаз-Тая, на одной из многих полян... Никто другой уже не смог бы добраться сюда живым через леса Оркнейи и Шайнхольма, через пески Карх-Руфи, ставшие ареной упрямой, бесконечной, монотонной и хронической вражды между Девятикратными и Изменчивыми.
За спиной первых были города и люди, за спиной вторых – леса и звери. И в этой войне не могло быть победителей. Потому что каждый считал, что будущее – только за ним, а за всеми остальными – прошлое, и то совсем уж прошлое...
А настоящее никого не интересовало.
– Пустотник Эдгар?
