на дне мирового колодцаОн безумье свое проклянет...

Ничего не произошло. Служанки разочарованно зашушукались. Аль-Хиро привстала, и ее пальцы побелели на перилах – она увидела.

С края балкона лишь ей было заметно, как тяжелая кованая цепь лениво соскользнула с рук юноши, свивая на досках звенящие кольца и приподнимая над клубком верхнее звено.

– Разрушающий будет раздавлен,Опрокинут обломками плитИ, Всевидящим Богом оставлен,Он о муке своей возопит...

Цепь вознесла мертвую голову на уровень глаз юноши и стала с металлическим шипением раскачиваться из стороны в сторону. Полночная тишина сползла на залитый солнцем двор, остановив языки служанок, зажав рот кормилице, сгустив красноту на ее опухшем лице. Амплитуды страшной твари начали увеличиваться.

– А ушедший в ночные пещерыИли заводи тихой рекиПовстречает свирепой пантерыНаводящие ужас зрачки...

В коротком броске стальные кольца охватили шею юноши. Он вцепился в смертельное ожерелье, способный разорвать змею, но не цепь, а это была цепь, и она не знала боли, не знала страха и не знала снисхождения. Так же молча, с по-прежнему бледным лицом, он рухнул на колени. Верховный отвернулся, как жрец отворачивается от умирающего животного, и сделал шаг к помосту.

– Не спасешься от доли кровавой,Что земным предназначила твердь...

– Замолчи! – низкий голос перехватил витраж, всколыхнув горячий воздух двора. – Замолчи! Несравненное право – САМОМУ выбирать свою смерть!

Цепь лопнула, разомкнутые звенья покатились по помосту, визжа и подпрыгивая.

Аль-Хиро порывисто повернулась к противоположному углу двора. Мягко ступая по плитам покрытия, к месту казни приближался высокий человек в темно-зеленом плаще; отстав от него на шаг, шел хмурый спутник в фиолетовом колете с оранжевыми наплечниками, недоверчиво озираясь по сторонам. Верховный покачнулся, но устоял. И повернулся к пришельцам.

– Зачем я вижу тебя, Мастер Дерева? Ты привел чужого, ты нарушил Витражную Схватку...

– Этот замок называется Зеленым, кому как не мне приходить сюда... Сегодня, я вижу, день вопросов. Почему твой соперник молчал, глава Ложи? Молчишь... Тогда я скажу – собаки из конвоя вырвали у него язык, чтобы царедворец мог не рисковать! Легко убивать щенков, не вошедших в силу Мастера. Легко вырывать у них молочные зубы... Ты отдашь Бродягу. Или на помост выйду я, и мы будем взвешивать нашу действительную цену! Я жду, но долго я не ждал никого, и тебе это известно лучше многих!

На тыльной стене замка, незаметно для говорящих, вырос чешуйчатый шишак лучника охраны. Страж привстал, натягивая тетиву. Аль-Хиро затаила дыхание. Сейчас упадет дерзкий, своим ртом осквернивший воздух замка и захлебнувшийся им. Вон туда, в середину мерзкого болотного плаща...

Хмурый бородатый спутник гиганта плавно взмахнул рукой, с всплеском кисти, стряхивающей невидимые капли. Вылетевшая из узких пальцев кейфа мелькнула, раскрываясь в воздухе – и складной бумеранг описал над двором пологую дугу. Лучник повис на зубце стены, в его толстом затылке, раздвинув кольчужные кольца, прочно сидел страшный изгиб.

– Мастера не носят оружия, глава Ложи, а воины не говорят слов. Это Чужой, так называли его твои люди на площади. Запоминай новое лицо, Верховный, тебе пригодится лишнее знание. Пошли, Бродяга, если ты можешь еще ходить...

Юноша с вырванным языком начал медленно спускаться с помоста. Губы Верховного дрогнули.

– Я не буду мерять нашу цену, Пятый. Не настал для этого час. Я молчу. Пусть приговоренные уходят от кары, пусть твой спутник убивает людей охраны лишь за попытку исполнить свой долг... Пусть. Но я хочу знать, зачем вам искалеченный предатель? Ведь он бросил вас, не так ли? Я могу знать ответ?

– Можешь, – уходящие задержались на середине двора. – Можешь. Он три года провел в степи. Тебе это ничего не говорит, глава Ложи? Три года. И вернулся. Неужели только для того, чтобы ты мог лишить его речи и жизни?.. Я вижу, ты начинаешь понимать. Прощай.

Тень главных ворот поглотила фигуры людей. Аль-Хиро, сбросив оцепенение, перегнулась через перила.

– Что все это значит? Я жду объяснений.

Верховный ссутулился еще больше.

– Степь поднялась, госпожа. Только она могла заставить Мастеров прийти сюда. Идут упурки.

Мастер аккуратно сложил листы и спрятал тоненькую пачку в нижний ящик письменного стола. Жена так никогда и не прочитала их.

* * * '...Это было, когда начало изначальное рассветало;Загоралось первое зарево, созидалось первое марево,Не всходила еще трава, не звучали еще слова.Далеко, за сонным хребтом, за туманной, дымной чертой,На широком нижнем кругу восьмислойных черных небес —Рожденные в облезлой дохе, с клыками, торчащими, как остроги,Утвердились в начале времен прародители трех племен......У них безалаберное лицо, как обвалившийся косогор,В семи провалах гнилых, мутное, заросшее сплошьБородавками и паршой, с шерстяной лохматой душой,Их единственная нога разрастается вскривь и вкось,Раздвоясь в колене кривом на два стоптанных сапога,Их единственная рука раздвоилась на две руки,С бороды течет арака на тяжелые кулаки,Ожерелье из позвонков ста шаманов былых веков,Из сухих костяных кистей приходящих в их дом гостей.Для разбоя рожденные, черным ветром владеющие,С заостренными пальцами на руках, обитая в пределах ненастья,Ближе смерти и дальше счастья......Раскроется их задремавший рот, развяжется ихГнилозубый рот – подземный мир бездонную пастьРаскрывать понемногу начнет...'Из Адьарай-упурко айыы

Это он нашел в витражах патриархов.

* * *

Он сидел в пустой низкой комнате и смотрел, как старик неторопливо заваривает светло- сиреневый чай. Пряно пахнущий пар колеблющимися струйками поднимался над лакированным столиком, простая керамическая чашка с ребристыми шероховатостями стенок тепло и уютно ложилась в ладонь, и только строгое серьезное лицо старика никак не укладывалось в мягкое равновесие сегодняшней ночи... Как-то он попытался, намереваясь соблюсти этикет, назвать его Магистром, но непредсказуемый старец так долго и непосредственно хохотал, кашляя и хватаясь за вздувшееся горло, приседая в полном изнеможении – что он покраснел и заткнулся. С тех пор и пошло – старик да старик, и в конце концов, так оно и есть, и нечего комплексовать, подобно...

– О чем ты думаешь, Чужой?

Бесцветные глаза с чуть расширенными зрачками оказались совсем рядом. Он сбился с мысли и спрятал смущение в горячий зыбкий аромат чая. Магистр поднял чашку на уровень сузившихся глаз, всматриваясь в одному ему известный узор.

– Я много думал о тебе, Чужой. Ты непоседливый человек. Ты никак не соглашаешься войти в рамки моих представлений об этом мире. Значит, или мои рамки слишком тесны, или... Прочие подмастерья с

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату