— Это ты виноват, — ответила она.
— Будем надеяться, что священник не обратит внимания.
— Нам придется что-нибудь говорить?
— Нет. Не беспокойся.
Она взяла его под руку, и они вошли в дом. Там стоял столик с пишущей машинкой. Небольшого роста, совершенно седой человек, в очках без оправы на облупившемся от солнца носу, вышел к ним с какими-то бумагами в руках.
— Добрый день, — приветствовал он их.
— Нельзя ли поторопиться и сделать это сейчас? — спросил Квейль.
— Вы желаете сейчас же обвенчаться?
— Да. Документы в порядке?
— В порядке. А с вами есть кто-нибудь?
— Никого, — ответил Квейль. — Разве это необходимо? Познакомьтесь: мисс Елена Стангу, мистер Никсон.
Они пожали друг другу руки, и священник положил бумаги на стол. На нем была только рубашка и короткие штаны защитного цвета. Елена заметила у него на шее красный треугольник загара.
— Нужны какие-нибудь свидетели.
— Шофер, — сообразил Квейль.
Он крикнул в дверь шоферу, чтобы тот вошел.
Дремавший на солнце широкоплечий йоркширец медленно вылез из машины. Квейль спросил его, не согласится ли он присутствовать при церемонии. Тот улыбнулся и ответил, что с удовольствием. Священник надел сюртук защитного цвета и принес из соседней комнаты молитвенник.
Квейль и Елена стали рядом. Пока священник читал молитвы, Квейль смотрел на пыль Египта, впитавшуюся в шершавый переплет, и на побуревший от жары золотой обрез книги. Он не слушал, что читает священник, и не думал прямо о Елене, а неопределенно обо всем, что связано с ней. Ему хотелось, чтобы Хикки был здесь, и Макферсон, и Нитралексис. Вот Нитралексис порадовался бы. Квейль представил себе, как Нитралексис радостно хохочет по случаю их бракосочетания, и задал себе вопрос, уехал ли бы Нитралексис из Греции, если бы был жив; вероятно, нет; ушел бы с Мелласом в горы. Меллас тоже одобрил бы поступок Квейля. Как было бы хорошо: Хикки, Нитралексис, Макферсон и Меллас. И больше никого не надо, и все было бы в порядке.
Его взгляд упал на белый лист бумаги возле машинки, покрытый пылью, на белые палатки за окном и марширующих новозеландских солдат в островерхих шляпах, потом на белые брови седого священника. «Сколько ему может быть лет?» — подумал Квейль. И почувствовал теплую руку Елены в своей руке, в то время как священник продолжал что-то говорить. Теперь Квейль нарочно старался не слушать, но уже не мог и слышал все.
Наконец священник закрыл книгу, как бы закончив одну часть церемонии, и велел им протянуть руки.
— У вас есть кольцо? — спросил он Квейля. Квейль опустил руку в карман куртки и вынул серебряное с бордюром кольцо. Он увидел коричневый налет загара на руке Елены — след ее пребывания здесь в течение нескольких дней, — и свою большую широкую руку, и длинные пальцы Елены. Тут священник стал что-то говорить о святости брачного союза, и Квейль старался запомнить, что он говорит, но не мог, а священник неожиданно назвал их имена и произнес: «Сочетаю вас как мужа и жену», и велел Квейлю надеть кольцо Елене на палец. Она протянула правую руку.
— Другую, — сказал ей Квейль.
Она взглянула на него с удивлением и протянула левую. Квейль надел ей кольцо, и оно оказалось велико; она согнула палец, чтобы кольцо не свалилось.
— Вот и все, — сказал священник, а они все стояли. — Я пришлю вам брачное свидетельство.
Он глядел на них с улыбкой.
Елена ничего не испытывала. Квейль тоже, кроме ощущения чего-то нового, что совершаешь в первый раз, — вроде первого полета, — потому что это было началом чего-то такого, что делаешь всерьез и надолго, с определенной целью и неопределенными последствиями.
— Спасибо, — сказал Квейль, в то время как священник пожимал им руки.
— Я немножко сократил для вас, — сказал священник, внимательно глядя на Квейля.
— Правда?
Елена промолчала, только пожала священнику руку и улыбнулась ему, а широкоплечий шофер пожал руки им обоим и объявил, что он очень доволен, очень доволен, потому что это первое венчанье, на котором ему довелось присутствовать.
— Ну, поехали, — сказал Квейль. — Всего наилучшего. Спасибо, — прибавил он, обращаясь к священнику.
— До свидания. Желаю вам счастья, — ответил тот, кланяясь ему.
— Спасибо, — повторил Квейль, садясь в машину.
— До свидания, — сказала Елена.
Священник посмотрел на нее понимающим взглядом. Когда грузовик стал заворачивать, он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, улыбнулся и помахал рукой.
— До свидания, миссис Квейль! — крикнул он.
Елена взглянула на него с удивлением.
Грузовик запрыгал по неровностям грунтовой дороги. Часовой на посту спросил их, обвенчались ли они; шофер ответил: «Понятно, обвенчались», — и тронул машину. Елена чувствовала тяжесть кольца на пальце. Она прижала кончик пальца к ладони из спасенья, как бы кольцо не соскользнуло. Она услыхала, что шофер насвистывает свадебный марш из «Лоэнгрина». Квейль взглянул на нее и улыбнулся.
— Нельзя ли что-нибудь пооригинальней? — крикнул он шоферу.
— Что?
— Ничего, — отвечал Квейль со смехом.
— Где ты достал кольцо? — спросила Елена, подняв руку с колен.
— Я искал его чуть не целое утро. Нашел в Кании.
— Мне придется отрастить себе палец потолще.
— Не держится?
— Плохо.
— Попробуй, разогни палец.
— Оно спадет.
— Подставь другую руку.
Она поняла, что он смеется. Поглядела на него, потом на руку и покачала головой.
— Вот, — сказал шофер, — обмотайте этим.
Он протянул Елене тесемку.
— Вы хотите привязать мне кольцо к пальцу?
— Нет, обмотайте этим кольцо.
Квейль взял тесемку. Он продел ее между кольцом и пальцем Елены, так как она не захотела снимать кольцо. Он намотал тесемку на кольцо и связал концы. Потом он засмеялся и повернул кольцо узелком вниз.
— Вот и все, — сказал Квейль.
— Очень хорошо.
— Как бы я хотел, чтобы Хикки был с нами, — продолжал он с тихим смехом.
Она не удивилась, а он не стал печальным, — он продолжал смеяться и в его восклицании не было скорби. И так как он сам вспомнил Хикки, что бывало довольно редко, она заговорила о Хикки.
— Как бы он к этому отнесся? — спросила она.
— Он был бы рад, — уверенно ответил Квейль.
— А где Тэп?
— Не знаю. Он удивится. Он думал, что мы шутим.
— А Хикки? — спросила она. Это было очень важно.
