которой пылали дрова. Возле лампы, качаясь в качалке, сидел мужчина. Он встал и поклонился Елене, потом опять сел. На нем был выутюженный, но грязный китель греческого офицера.
— Она спрашивает, не сдадим ли мы ей комнату, — сказала женщина. — Это мой муж, — объяснила она Елене.
— Я была бы очень рада, если б вы разрешили мне поселиться у вас, — вежливо сказала Елена.
Мужчина смотрел на нее, не предлагая ей сесть.
— Вы из Афин? — спросил он.
— Да.
— Что там теперь делается?
— Я уже довольно давно оттуда, — ответила она, чтобы избежать расспросов.
— Вы можете занять комнату, в которой жил мой сын, — сказала женщина.
— Сколько времени вы здесь проживете? — спросил мужчина.
— Может быть, с месяц. Сама не знаю. Мой муж скоро уезжает, — ответила Елена.
— Ваш муж тоже будет жить здесь?
— Да.
— Вы в состоянии платить?
— Вполне, — ответила Елена.
Он назвал цену, и она согласилась.
— Что ж, договорились, — сказал он.
— Благодарю вас, — ответила Елена. — Нам хотелось бы завтра же переехать.
— Да, да, — сказала женщина. — Очень хорошо.
Они пошли к двери. Елена вежливо пожелала хозяину спокойной ночи; он встал и ответил:
— Спокойной ночи.
Женщина открыла ей дверь и, когда Елена поблагодарила ее, кивнула в ответ.
— Не за что, — сказала она.
Елена ответила, что очень рада.
— Спокойной ночи.
Елена протянула ей руку, и усталая женщина пожала ее.
34
Квейль вымылся в большом тазу, который наполнили водой из колодца. Он посмотрел на себя в квадратное зеркало. Увидел, что у него почернело лицо и отросла борода. Заметил красноту в том месте, откуда сошли струпья. Все лицо у него чесалось, и кожа стала сухая от солнца. Он отошел от зеркала, раздумывая, можно ли ему побриться. Сел на кровать, чтобы надеть чистые носки, которые третьего дня дал ему Тэп. Пожалел, что у него нет чистой рубашки, и подумал, что хорошо бы завтра выстирать ту, которая на нем, как вдруг вошел Тэп.
— Где ты был вчера весь день? — спросил он Квейля.
— У Елены.
— Ну как она? — продолжал Тэп, садясь рядом с Квейлем.
— Хорошо, — ответил Квейль. — Мы обвенчались.
— Черт подери! Что же ты мне ничего не сказал.
— Тебя не было.
— Я только в госпиталь ездил. Вы могли заехать за мной.
Квейль пожал плечами и надел сапоги.
— Как твоя рука? — спросил он Тэпа.
— Ничего. Врач говорит, что я уже свое отлетал.
— Отлетал?
— Да. Что-то неладное с костью в плече.
— А рука будет действовать?
— Конечно. Только летать не придется больше.
— Скверно, — заметил Квейль.
— Чего хуже. Послушай, а ведь я думал, что ты мне очки втираешь насчет женитьбы на Елене.
— Ты так думал?
— Ну да. А разговоров никаких не было? Насчет того, что она гречанка?
— Что же из этого?
— Что скажут твои?
— Какое это имеет значение?
— Я не знал, что ты так смотришь на это, — сказал Тэп со смехом.
— Как у тебя дела с пароходом?
— Отходит нефтяной танкер… Я вовсе не желаю быть взорванным.
— А еще пойдут?
— Не знаю. Мне во всяком случае все равно. Здесь можно, по крайней мере, отдышаться. Не пора ли идти обедать? — спросил Тэп.
— Кажется, да.
Квейль надел китель и вышел вместе с Тэпом. Они вошли в квадратную палатку с сосновым столом, уставленным эмалированными чашками. Капрал осведомился, что они желают на обед. Они заказали и сели за стол. Тэп налил себе шотландского виски с содовой водой и спросил Квейля, не налить ли ему. Квейль сидел, откинувшись на спинку стула, и боролся с дремотой. От виски он отказался. За обедом они почти все время молчали. Пообедав, Квейль пожелал Тэпу спокойной ночи и пошел спать.
35
Квейль встал рано утром. Он должен был патрулировать над Суда-Бэй. Монтеры и механики приготовили его «Гладиатор», и когда Квейль вышел на солнечный свет, самолет уже стрекотал на площадке. Квейль продел руки в лямки парашюта, сел в неуютную кабину пилота и тотчас же оторвался от земли. Диспетчер отметил его взлет. Три «Бленхейма» были уже в воздухе. Два других стояли на краю площадки. Квейль потянул ручку на себя, его тяжелая машина прошла над ними. Ему пришлось круто набрать высоту, чтобы преодолеть горную цепь.
Задание было несложное. В Суда-Бэй прибывали воинские части. Он должен был патрулировать над бухтой и к северу от нее, прикрывая входящие в Суда-Бэй корабли. Поднявшись над бухтой, он увидел, что корабли уже входят. Это были высокие суда по сравнению с эскортировавшими их эсминцами. Нежаркое солнце, поднявшееся высоко над горизонтом, успело нагреть море своими настойчивыми лучами. Квейль думал о том, что он станет делать, если налетят бомбардировщики. Правда, ему было сказано, что налета не предвидится. Во всяком случае в воздухе поблизости есть «Бленхеймы». Он стал внимательно осматриваться, отыскивая «Бленхеймы» и проверяя, нет ли противника. Отыскав «Бленхеймы», он включил радио.
— Слушайте, вы там, — сказал он и повторил шифр.
— Это вы, Квейль? — спросил один из них.
— Да. Я буду над вами.
Вернувшись, он застал всех в столовой еще за утренним завтраком.
— Вот он, — воскликнул один из присутствующих.
— Ты слышал? — спросил Тэп, увидев входящего.
— Что?
— Ты получил крест за летные боевые заслуги.
— Правда?
— Верно, — подтвердил один из летчиков и указал на Тэпа: — И Финли тоже.
— Хикки получил орден за боевые заслуги и пряжку к своему кресту, — продолжал Тэп.
— Много ему толку от этого, — заметил Квейль.
До этого у него было хорошее настроение, теперь оно испортилось.
— Откуда ты знаешь? — спросил он Тэпа.
— Мне сказали в оперативном отделе.
— Я думал, штаб даже не знает, что мы здесь, — сказал Квейль садясь.
