Бабка — смерть
— Спасибо, ба, — Велька торопливо допил компот, и, облизывая губы, поднялся.
— Куда ты собрався? — бабушка всплеснула руками — А арбуз?
Дела у меня, — лаконично ответил Велька, перелезая через стенку беседки — так короче, чем протискиваться мимо Полинки, недовольно ковыряющей кашу, и быстрее, чем пробираться вдоль деда, неторопливо срезающего кожицу с огурцов тонкой зеленой стружкой.
Он решительно прошел сквозь сад, отвешивая щелбаны махровым головкам хризантем и, только у калитки задумался — а какие у него дела? Друг Андрейка вчера уехал с отцом на рыбалку, Колька укатил в Ростов, с Тимкой рыжим Велька никогда не водился, а больше приличных людей в селе он не знал. Были, правда, всякие голопузы, вроде соседского Федьки, носящегося с галдящей оравой семилеток, но возится с такой мелюзгой? Велька и самого-то Федьку выделял из запыленной массы локтей, коленок и панамок лишь потому, что тот как-то бескорыстно указал ему одно место на Селинке, где водились отличные подлещики. Но сейчас…. Велька оглядел напрочь пустую улицу, вздохнул, подошел к конуре и звякнул цепью. Из глубины будки вытянулись две черно-мохнатые лапы, затем вынырнула страшно-кудлатая башка и зевнула желтыми клыками. В глазах пса читался вопрос — зачем его разбудили в такую рань?
— Скучно мне, Кардамон — пояснил Велька.
Пес в ответ зевнул, и, встряхнув ушами, полез обратно. Велька обиделся, уперся ногами и потянул цепь на себя. В будке напряглись и сдавленно зарычали. С полминуты мальчик и пес боролись, затем из будки показались лапы и рычащая голова. Когда азартный Велька выволок собаку наполовину, Кардамон умолк и поднял укоряющий взор. Велька устыдился, и отпустил цепь.
— А еще друг человека. Собака ты, Кардамон, последняя собака после этого — вздохнул он. Кардамон благоразумно не возражал.
Велька с тоской оглядел пустую улицу еще раз и собрался было уже идти в дом — рисовать карандашами, как из-за поворота, вздымая пятками облачка пыли, выбежала та самая голопузая орава, и на перекрестке мальками прыснула в разные стороны. В Велькин конец, перегоняя собственную тень, мчался как раз Федька. Велька, донельзя заинтригованный, открыл калитку, и когда Федька проносился мимо, за воротник втянул его во двор.
Федька заорал дурным голосом и забился в руках не хуже подлещика.
— Тихо, тихо. Федька, это ж я — оторопев, Велька разжал пальцы. Федька, извернувшись ужом, отскочил в сторону.
– Ты чего?
– А…это ты, — Федька еще одурелыми глазами глянул на него.
– А то кто же? Ты чего такой?
– Я…эта, — Федька огляделся, и хотя кругом никого не было, кроме Кардамона, высунувшего на Федькины крики из будки свой нос, перешел на шепот:
– Ты…эта никому не скажешь?
– Да чтоб мне провалиться, — закивал заинтригованный Велька.
Федька облизал губы.
– Мы на кладбище были.
– И что? Днем туда каждый дурак может сходить, — усмехнулся Велька.
– Ага, днем, а вчера в полночь не хочешь? — парировал Федька. — Тебе-то слабо?
– Слышь, малек, чего я там забыл? — Велька нацелился было отвесить ему подзатыльник, но Федька округлил глаза и рыбкой нырнул в куст сирени.
– Ты чего? — Велька ошарашено подошел к сирени, не зная, что и думать. С Федькой явно творилось что-то неладное. — Я пошутил. Вылазь, Федь. Там мурашей полно. Феедь?!
– Тихо ты! — яростным шепотом откликнулся Федька. — Вон она идет.
– Да кто она, Федь?! — жалобно спросил Велька, все больше убеждаясь, что с пацаном чего-то приключилось. — Вылазь, Федька.
– Она идет — уже прошипел Федька, — Прячься быстрей.
– Да кто она то, — Велька завертел головой. — Да нет же никого кругом, ты перегрелся что ли?
— Сам ты перегрелся, — огрызнулся Федька — Вон она, на дороге, обернись, дубина.
Велька, решив припомнить Федьке дубину потом, когда этот паразит из сирени вылезет, все же обернулся. Посреди перекрестка, в жарком полуденном мареве и пыли стояла маленькая, сгорбленная черная фигурка.
— Кто это? — почему-то шепотом спросил Велька, которому от неподвижности этой фигурки стало не себе.
— Бабка — смерть.
— Кто? — изумился Велька и отчетливо понял, что Федька сошел с ума. Велька хотел сказать Федьке, что у него чердак поехал, но вспомнил, что их, сумасшедших этих, нельзя волновать. А то они буйные становятся, вон как Федька бился. Велька вдруг подумал, как плохо будет тете Вале, Федькиной маме, когда она узнает о том, что сын у нее…того. Велька лихорадочно соображал, как вытащить Федьку из куста.
— Феденька, — самым сладким голосом, каким мог, позвал Велька — Может…эта… тебе в дом зайти или ты пить хочешь?
— Ты что, с ума сошел? — спросили из сирени.
— Я… нет — запнулся Велька.
— Она же меня увидит, когда я вылезать буду.
— А что это за бабка такая? — приторно продолжил Велька, прикидывая, чем еще помешанного Федьку поманить. Можно было, конечно, позвать деда, бабушку, они бы окружили сирень, чтобы Федька не удрал, а потом пришел бы участковый Петр Фомич и вынул бы этого ненормального. А еще можно было бы поджечь сирень, тогда бы Федька сам выскочил. Но пока будешь звать-искать-окружать, он же заподозрит неладное и удерет. А потом лови его по огородам.
— Это бабка, она на кладбище живет, с косой ходит и чего-то бормочет под нос себе. Мы сами видели, идет и под нос бу-бу, бу-бу, а коса здоровущая такая, так и блестит. Пацаны рассказывали, она ночью по селу ходит и в окна заглядывает. И где окно открыто, она того. Ай!
Куст затрясся.
— Ты чего там? — заволновался Велька и вытянул голову, пытаясь хоть что-то разглядеть.
— Мураши, блин, — сирень зашуршала, из темной ее зелени вынырнула растрепанная голова. Федька остервенело почесал лопатку и продолжил:
— И кого увидит, того косой — чик! — провел он поперек шеи.
— Дурак ты, Федька, — в сердцах сказал Велька и залепил Федьке полновесный щелбан.
– Ах ты… я! — оскорбленный до глубины души Федька свечой взвился, сжимая кулаки, но тут же изменился в лице и охнув, упал обратно.
— Блин. Увидела, сюда идет, — плачущим голосом возопил он из глубины сирени. — Мамочки.
— Спокойно, — Велька сглотнул комок в горле, — Я тебя прикрою.
— Мы ж ей того, помешали, — задыхающимся шепотом зачастил Федька. — Чтоб люди больше не помирали, мы ей косу и сломили.
— Как это сломили? — сразу и не понял Велька, глядя на приближающуюся фигурку.
— Обыкновенно, молотком, — пояснил Федька, затаенно почесываясь. — Хрясь и того…
— Совсем сдурели?
— А что — пусть лучше люди помирают?
— Блин, давно я такого бреда не слышал, — разозлился Велька. — Вылезай, прощение просить будешь.
— Ты, что, обалдел? — Федька от ужаса даже перестал чесаться. — Мне ж тогда хана. Не выдавай меня, Вель, не надо. Ну пожалуйста..
Бабка приближалась, а Велька стоял на месте. Умоляющий Федькин голос поколебал его решительные намерения, и теперь Велька не знал, что делать. Он не мог бросить Федьку в этих кустах один на один с неизвестностью, но и выдать его не мог.
Ему казалось, прошла вечность, пока старушка подошла к их двору.
