Изящное и стремительное животное. Однако заводчики, говоря о Грейхаунде, обязательно начнут с того, что это единственная порода, которая спит стоя. Как будто то, что породе более 4 000 лет, или, что собака может почти час бежать со скоростью 70–75 км/час — неважно! В чём, скажите мне прелесть того, что Грейхаунд спит стоя? Но, мало того! В помёте обычно рождается 6–7 щенков и из них только 2–3 не укладываются спать, как все остальные собаки (понятно это становится на 10–11 месяц). Так, спящих лёжа, продают за копейки, а стоячие идут не дешевле 2.000 $.
Разумеется, если у тебя не найдётся места для собачьей подстилки, то можешь отправлять спать Грейхаунда за шкаф. Но если ты живёшь в городе, в крошечной квартирке — зачем тебе борзая? С такой любовью к практицизму, скоро выведут собак с вешалкой на загривке…
Фоксхаунд переводится, как «травящий, преследующий лисицу». Казалось бы, что тут такого? Этакий помощник охотника… Если не помнить, что лиса относится к млекопитающим семейства псовых. Лиса — это тоже собака!!! Причём, безвредная собака, питающаяся мышками, да ёжиками, а не нападающая на коров и заплутавших крестьянских детей. Всё её несчастье в неплохом, но и не в самом дорогом, мехе.
Так что фоксхаунды — янычары собачьего племени! Хотя и не виноваты в этом…
12 марта 1966 года Линдон Бейнс Джонсонс, 36-й президент США, прибыл в Калифорнию, дабы лично поддержать кандидата в губернаторы штата — актёра Р. Рейгана. Интервью за завтраком, встреча с избирателями, сорак за поводок сорокаминутная речь на званом обеде, встреча с представителями кинокомпаний, медиамагнатами штата и так далее, и тому подобное. День завершал ужин на яхте в кругу семьи и коллег будущего губернатора. Утомлённые политики пили коктейли и шутили, фотографы щёлкали камерами, охрана всматривалась в зевак на берегу… И вот, пресс-секретарь незаметным кивком дал понять президенту, что время встречи истекло и самолёт ждёт. Л. Б. Джонсон, улыбаясь, протянул Р. Рейгану руку, фотокорреспонденты засуетились и один из них неловко толкнул 23 летнюю Л. Фергюссон, племянницу мэра Лос-Анжелеса. Та, нелепо взмахнув руками, полетела за борт. Вслед за ней в воде оказался и её фоксхаунд Грин. К чести последнего, надо сказать, что он не собирался прыгать в воду, а был просто стащен за поводок хозяйкой. Оказавшись в воде, перепуганный пёс попытался взобраться на голову отчаянно барахтающейся хозяйке и почти утопил её, но подоспела подмога. В воду полетели спасательные круги, попрыгали бравые охранники. Восторженно подвывая, фотографы делали снимок за снимком — девушка в воде, плывущий рядом с ней пёс, девушку поднимают на борт, президент треплет по холке отважного фоксхаунда, Грин на руках Президента. Как всегда за кадром осталось, что несчастную Л. Фергюссон тошнит на палубу, что перепуганный пёс вцепляется зубами в икру Л. Б. Джонсона, а охранник, пинком опять отправляет Грина в воду…
Если взять, да и произвести перепись собачьего населения Земли, то можно было бы построить Диаграмму собачьих пород. Допустим, на оси абсцисс размещаем породы, а по ординате — количество представителей. И каждой породе присвоить свой цвет, плюс штриховку. Получился бы такой радужный частокол, с высоченным пиком немецких овчарок и крохотной кучкой каких-нибудь Уиппетов. И проводить подобные переписи каждый год, ведь у каждой породы есть своё время расцвета и упадка. (К примеру, сделала бы Джоан Роулинг любимым другом Г. Поттера, крошку мопса, и жди немедленного омопсячивания читателей. Или, вдруг, появится некий вирус, убивающий только спаниелей, глядишь, и всё меньше на собачьих площадках вислоухих весельчаков.) А потом, можно забить всю эту статистику в компьютер, запустить на скорости «секунда — год» и любоваться, как извивается, вздымается и опадает радуга собачьих жизней. И чувствовать себя Собачьим Богом…
В христианских странах по сегодняшний день есть суеверие, что если собака забежит в храм, то его надо заново освящать. Правда существует одно исключение. Когда новая церковь уже готова к освящению, в нее впускают собаку, прежде чем туда ступит нога человека. Этот обычай возник из поверья, что первое живое существо, входящее в новую церковь, принадлежит дьяволу и дьявол его заберет. Затем собаку ловят и с песнопениями сжигают на костре. Так сказать, привет из мрачного средневековья обществу защиты животных…
Радуют, пожалуй, только венгры. Этот жизнерадостный народ нашёл несложный способ спровадить дьявола из церкви и, заодно, спасти невинную собачку. В Венгрии в новую церковь запускают не абы, какого пса, а стремительную Венгерскую Борзую. Обежав храм, та вырывается наружу и стремительно уносится прочь.
— А нашу борзую, сам чёрт не догонит, — посмеиваются добродушные венгры.
— Сегодня занятий не будет, все идём в ветлечебницу, — объявил Хозяин псарни.
Молодой дирхаунд Адольф удивлённо поднял брови. Он уже бывал у ветеринара и ему там не особенно понравилось. В первый раз делали прививки, а во второй доставали клеща из-за уха.
— А что, мы чем-то заболели? — спросил Адольф.
— Это называется диспансеризацией, — непонятно ответил Хозяин. — Просто врач посмотрит, нет ли у кого какой заразы. Вот и всё. Окажетесь здоровы, обещаю, что уколов не будет…
Врач, к которому попал Адольф, заглянул ему в пасть, в уши, затем ощупал спину, живот, лапы. И одна лапа ему, судя по всему, не понравилась. Там, действительно, была какая-то шишка, но она совсем не болела и не мешала.
— Давно это у Вас? — задумчиво наминая ногу Адольфа, спросил ветеринар.
— С детства, — беззаботно ответил тот.
Врач позвал Хозяина и долго с ним говорил. Адольф, позёвывая, рассматривал кабинет, лениво прислушиваясь к незнакомым словам: «биопсия», «химиотерапия», «злокачественная».
По дороге домой, Хозяин был молчалив и задумчив.
— Что-то не так? — занервничал Адольф.
— Надо бы тебе к своим съездить, в питомник, где родился. Проведать. То, да сё, — непонятно ответил тот.
— Это из-за ноги?
— Видишь ли, — Хозяин не смотрел ему в глаза. — Там опухоль. Она будет расти и скоро убьёт тебя. Такие вот новости…
Есть такое выражение «Мир перевернулся», и для Адольфа он, действительно, перевернулся. Всё — звуки, запахи, краски стали, вдруг, ненужными и совершенно неинтересными. Какая разница кто пометил этот угол? И что делят, надсадно каркая, вороны на крыше гаража? И плевать на шипящего из-под мусорного бака кота. Что бы он не чувствовал сейчас, что бы не сделал, всё это впустую. И Адольф один в этой пустоте…
Хозяин купил ему билет и посадил в электричку, где всю дорогу Адольф неподвижно просидел у окна, осторожно трогая лапой свою опухоль.
— Неплохо бы, — думал он, — умереть прямо сейчас. Уснуть под стук колёс и не проснуться. Зачем я еду? Какая-то суета и бессмыслица…
День, проведённый с родителями, был, пожалуй, самым бесконечным в его жизни. Он невпопад отвечал, виновато улыбался, пытаясь запомнить имена бесчисленных родственников, вяло ел и вскоре, сославшись на усталость, ушёл спать.
Утром, перед завтраком, отец повёл его на реку.
— Идём, идём, сын, — настойчиво уговаривал он Адольфа. — Искупаешься. Помнишь, как я учил тебя плавать? Все наши уже там, поплаваешь, взбодришься.
— Папа, — Адольф знал, что не должен этого говорить, что сейчас поступит гадко, но нести этот ужас в себе больше не было сил. — Папа, — всхлипнул он, — ты только пойми меня правильно. Видишь, тут на лапе?
— Шишка-то? — покивал отец. — А что? Это наша родовая отметина. Фамильная гордость, так сказать. И у меня такая есть, и у деда такая была. А у дядьки твоего, аж, две таких. И у детишек твоих такие же будут.
Отец беззаботно рассмеялся, — Бежим наперегонки?
