ДЕКОРАТИВНЫЕ ПОРОДЫ
Переработанная и расширенная повесть «Тарас Бульба» (вышедшая в 1842 году) наконец-то принесла Николаю Васильевичу Гоголю долгожданную славу литератора, и, что немаловажно, ощутимый доход. Причём денег оказалось намного больше, чем он предполагал, что позволило даже устроить небольшой банкетишко для собратьев по перу. А в столе, тем временем, лежал готовая и вычитанная рукопись «Мёртвых душ», публикация которой должна была изменить всю его жизнь. Ещё каких-нибудь полгода-год и можно было бы целиком отдаться большой литературе, забыв о постыдных приработках в редакциях журналов. Однако, так долго ждать не пришлось. И вот как-то вечером слуга ввёл в кабинет писателя гигантского усатого молодца в малоросском кафтане. Тот, поклонившись Гоголю в пояс, скинул с плеча увесистую котомку и поставил её на писательский стол.
— Куренной атаман Сидор Лютый тебе кланяется, — пробасил гигант. — Велит, что б продолжал писать о козаках.
Затем детина снова поясно поклонился и вышел. Котомка оказалась набита тускло блестевшими золотыми червонцами. Николай Васильевич взял один, подивился его тяжести и лишился чувств…
И жизнь предстала перед писателем во всём великолепии. Он переехал на новую квартиру, завёл экипаж, обыкновение просыпаться к полудню и белоснежного пса породы Котон де тулеар. Да что там говорить — изменилось всё! Новое платье, сапфир на безымянном пальце, дорогие рестораны, новые знакомства, неистовая преданность в глазах швейцаров и официантов. А в типографии уже лежат первые отпечатанные главы «Мёртвых душ»!
Я бы, на месте Гоголя, бросил всё, и уехал жить в Ниццу, но не таков был Николай Васильевич. Да, он теперь завтракал устрицами, но страсть к литературе по-прежнему сжигала его, звала к рабочему столу. Н. В. Гоголь погрузился в написание второй части «Мёртвых душ».
И вот вновь, в один из зимних вечеров, лакей распахнул дверь, впуская в кабинет детину малоросса.
— Атаман твою новую книжицу прочёл. Про козаков там нетути, — верзила угрюмо смотрел в пол. — Куренной велел передать, что б ты про Сечь писал.
Гоголь оцепенел.
— Позвольте, друг мой, это всё как-то нелепо…
— Сказано, про Сечь, — малоросс неуклюже попятился и вышел.
Ситуация складывалась не просто нелепая, а какая-то дикая. Вернуть деньги этому таинственному атаману Лютому было никак невозможно, большая часть их была потрачена. Бросить работу над «Мёртвыми душами»? Безумие. Идти в полицию? Скрыться? Пожалуй, последнее было самым разумным. И Николай Васильевич бежал. Он жил и непрерывно писал в Риме, во Франкфурте, в Дюссельдорфе, в Ницце, в Париже. В Париже его и поймали. Два дюжих казака вытащили Гоголя из экипажа и несколько минут нещадно пороли кнутом, приговаривая,
— Не гневи куренного, не прячься, пёсий сын…
Николай Васильевич бежал в Иерусалим, но и там долго не выдержал. В каждом встречном иудее ему мерещился свирепый уроженец Сечи. И Гоголь вернулся в Москву, где поспешно дописал последнюю главу.
Что было дальше, известно каждому школьнику. Согласно легенде, однажды ночью писатель сжёг в камине рукопись, после чего разум его помутился, и он скоропостижно скончался. Не знаю, может быть, всё так и было…
Уверен, что Вы не найдёте ни одной собаки, с которой было бы связано такое количество примет и суеверий. Причиной тому, скорее всего, служит несколько необычная мордочка, скорее обезьянья, чем собачья. Возможно, это сходство и породило следующие суеверия:
— под собачью подстилку обязательно кладётся несколько монет (что бы деньги всегда были в доме)
— еду в миску накладывают на обеденном столе (что бы не обидеть)
— вода в миске меняется только в светлое время суток (пока нечистые спят)
— женщинам через собаку перешагивать нельзя (грозит бесплодием)
— псу нельзя смотреться в зеркало (иначе из зеркала в него войдёт бес)
— если аффенпинчер зайдёт в церковь, её надо будет заново освещать (на хвосте у него 40 чертей)
— надо время от времени тереть спину собаки ладонью (стираешь свои грехи)
— шерсть во время линьки надо закапывать во дворе, а не выбрасывать (что б нечистый не учуял).
Возможно, я что то и упустил, но в любом случае, прежде чем привести к себе в дом аффенпинчера, десять раз подумайте.
Сегодня юная Беатрисс, дочь начальника тюрьмы, решила завтракать в саду. День обещал быть жарким, но растения, обильно политые на рассвете, садовниками-заключёнными, ещё хранили ночную свежесть. Мириады капелек воды сверкали в лучах восходящего солнца на листьях кустов, окружавших беседку. Сидя в милом плетёном кресле, девушка могла видеть стену тюрьмы, с узкими оконцами, забранными стальными прутьями. За некоторыми окнами виднелись силуэты заключённых, наблюдающих, как Беатрисс намазывает мармелад на половинку круассана. — Вот, не разбойничали бы, — думала девушка, угощая своего любимца болонеза, — то же завтракали бы у себя дома. Болонез мгновенно перепачкал свою мордашку мармеладом и уморительно вилял хвостом. Беатрисс собралась было позвать служанку, что бы та унесла пёсика, но вспомнила, что одеваясь, сорвала голос, пытаясь объяснить глупой гувернантке, что вода для умывания должна быть чуть тёплой, а не горячей. Тупая немка, только хлопала глазами и делала вид, что раскаивается. Какой славной и исполнительной была её предшественница, но, увы, оказалась нечиста на руку… От невесёлых размышлений Беатрисс отвлёкло какое-то движение. Девушка подняла глаза и с ужасом увидела, что по карнизу вдоль стены осторожно крадётся узник. Он, видимо, перепилил один из прутьев решётки, вылез наружу и через минуту, пройдя несколько десятков шагов, сможет спрыгнуть вниз, за ограду сада. Беатрисс попыталась закричать, предупреждая стражу, но из горла вырвался лишь жалкий сип. Что делать? И тут ей пришла в голову спасительная мысль. Девушка подхватила малютку болонеза, дрожащими пальцами вытащила из волос заколку и с размаху вонзила её в бок пёсику. Болонез страшно завыл, заключённый на карнизе, оглянулся, потерял равновесие и, коротко взмахнув руками, рухнул вниз. Преступник сломал шею, побег был предотвращён, собачка вылечена, а к Беатрисс не второй день вернулся голос.
Люблю, когда всё хорошо заканчивается!
Незавидна участь собаки Лёвхен. Дабы соответствовать стандарту породы, бедняге выбривают часть туловища — попу и задние лапы. По мнению хозяев, это делает её похожей на льва. Кстати, вспоминая детство и парикмахерскую «Чёлочка» через дорогу, мне начинает казаться, что желание лишить волос тех, кто меньше тебя ростом, некий древний комплекс человечества. Впрочем, в отличие от собаки Лёвхен у нас был выбор, подстричься «под ноль», «бокс» или «полубокс». После этого мы выглядели «аккуратно». Наверное, эта аккуратность и привела к тому, что после окончания школы мы просто перестали стричься и гордо ходили с волосами до плеч. Может быть, и у Лёвхен есть мечта сбежать от хозяев, отпустить мохнатые штаны и ходить себе этаким чёртом.
Шерсть у Гриффона подобна проволоке, жёсткая, колючая и топорщится. Из-за этого собака постоянно облеплена всевозможными колючками, дохлыми мухами, травинками и засохшим помётом. И, как вы понимаете, стоит шерсти намокнуть, как Гриффон начинает источать невыносимое зловоние. Однако, именно эта особенность и приглянулась в своё время бельгийским монахам монастыря Св. Иннокентия, что
