мужскую роль второго плана, которая только что получила трехлитровую клизму от роли первого плана и, ощущая необыкновенную легкость во всем организме, делилась впечатлениями с товарищем по партии.
Долго делился, со вкусом. Меня упоминал с нежностью и искренней скорбью. Шефу желал самого наилучшего.
Останки Игоряна в большой черный пластиковый мешок, вытащенный из багажника, сгребали довольно небрежно.
Потом мешок закинули все в тот же багажник, второй бугаина сел за руль расстрелянного джипа, и похоронная процессия двинулась в обратный путь.
А я осталась в лесу одна. И впервые в жизни порадовалась этому.
В той, нормальной, жизни я, как истинное дитя цивилизации, терпеть не могу лесные походы и всю эту походную экзотику: палатки, костры, песни под гитару, вонючие носки. Невозможность принять душ. Комариные серенады, женщины всегда готовят и моют посуду, мужчины с романтически-загадочным видом поют им за это про солнышко лесное.
А вы предложите настоящему солнышку, хоть лесному, хоть морскому, хоть степному приготовить ведро жратвы на костре, накрыть поляну, перемыть в холодной воде гору жирной посуды – долго оно светить будет? Думаю, сразу же наступит полярная ночь, месяцев так на шесть-семь.
А уж о том, чтобы бродить по лесу в одиночку – и речи быть не могло. Банально боюсь.
Но сегодня речь имеет место быть. И не боюсь я сейчас одиночества. Я после пережитого мало чего боюсь. Только за судьбу моей малышки.
Все, хватит торчать в кустах, здесь очень сыро, и от этого холодно. Я вышла на дорогу, было уже совсем светло. Солнце смело выкатилось из-за деревьев. Конечно, теперь оно расхрабрилось!
Мобильник Игоряна вроде работал, во всяком случае, значок сотового оператора в окошечке висел. Я набрала номер Левандовского.
– Да, слушаю, – усталый, погасший голос.
В уголки глаз против воли сбежались слезы. Как же все-таки я люблю этих стариков! Они действительно стали нам с дочкой роднее родных.
– Это я.
– Господи! – Голос генерала на секунду прервался. А потом: – Где вы? Что случилось? Как Ника? Да что же творишь, девочка!
– Сергей Львович, миленький, простите, я…
И тут связь прервалась. Видимо, хрупкий аппаратик не вынес свинского обращения. А может, еще по какой причине, но в руках у меня теперь был бесполезный кусок пластмассы, телефон отключился.
Возможно, владелец и смог бы оживить его, но для этого надо было оживить самого владельца. Я же PIN-кода, увы, не знала.
Так, и что мы имеем в итоге? Боюсь, итоги имеют нас. В частности, меня. Одна, неизвестно где, избитое тело воет от боли и просится прилечь под ближайший куст, промозглый осенний холод легко и непринужденно добирается туда, куда зовет его эпитет. До мозга, до костного. Куртка Игоряна, безусловно, лучше, чем ничего, но гораздо хуже той, что у меня отобрали, тепленькой, с капюшончиком.
А еще и дождь пошел! Класс. Ладно, надо идти. Я ведь веселый, неунывающий оптимист, для меня, как обычно, целый глоток воды на дне стакана, а не тонкий слой жижицы.
Фиг с ним, со всем вышеперечисленным, зато я знаю, куда идти, вот! В сторону, противоположную той, откуда меня привезли. И куда увезли мешок с Игоряном.
Погони можно не бояться, я ведь для них тоже того… этого… списана, короче, в связи с полным испепелением. Главное, слушать эфир на предмет приближающихся автомобилей.
А пока рассчитывать стоит только на себя, как бы смешно это ни звучало, учитывая состояние себя.
Сколько я плелась – час, два, пять? Не знаю. Дорога слилась в сплошное серое однообразие. Чувство реальности потерялось уже через двадцать минут, оставшись лежать где-то под сосной. Впрочем, оно, чувство это, после встречи с пульсарами все равно нуждалось в длительной реабилитации. Моря ему хотелось, солнца, улыбок и прикосновения теплых ладошек дочери.
Лес кончился внезапно. Никакого там подлеска с перелеском, дорога выпала сразу в поле, выглядевшее еще более унылым и депрессивным, чем съежившийся за спиной лес.
Населенного пункта в обозримой серости не наблюдалось. Свинство какое, я ведь могу и не дойти! Попутку останавливать стыдно, да и не рискнет ни один нормальный человек брать на борт избитую бомжиху, а к ненормальному сама не хочу.
И еще одна засада: в поле спрятаться негде, и если поедут ребятенки с бессердечно покинутой мной плантации, мой нежный, теряющийся в дымке дождя абрис не сможет не привлечь их внимания.
Конечно, если я услышу шум движка заранее, можно попробовать, жизнерадостно квакнув, плюхнуться в придорожную канаву. Но, вот ведь странно, почему-то не хочется.
И я шла, брела, тащилась. От всей ситуации в целом тащилась, сочиняя хокку и танку. Вот такое настроение было возвышенно-романтичное. Да и походка стала, как у туго спеленутой японской гейши.
Наконец, вдали появились намеки на присутствие человека. Термитов ведь здесь не водится, следовательно, и термитников быть не может.
А значит, невнятные сооружения впереди построены людьми. И там должен быть телефон.
Я надеюсь.
Глава 43
Дорога, по которой перемещалось в пространство мое очень-очень бренное тело (а кстати, бренное – это как, это бренькающее разболтанными запчастями?), была, видимо, совсем уж второстепенной. Может, ее даже на карте автомобильных дорог России не было, потому что за весь период перемещения меня мимо проехали только антикварный грузовик времен освоения целины и мотоцикл с коляской, гордый владелец которого совершенно не заморачивался такой ерундой, как глушитель.
Разумеется, оба транспортных средства прокряхтели мимо, подбирать мокрую оборванку в явно чужой куртке категорически противоречило кодексу чести местных самураев.
А и хорошо, не пришлось напрягать отсыревшие мозговые извилины, придумывая правдоподобную версию моего появления здесь.
В мерзком холодном дожде тоже удалось высмотреть пусть едва заметный, но имеющий право на существование плюсик: эта мокрень смыла с моей физиономии грязь и кровь.
Так что в населенный пункт, название которого было созвучно с местом дислокации Остапа Бендера, только вместо «Ч» там было «Х». Фу, господа, как вы вульгарны. Или не знакомы с литературным наследием Ильфа и Петрова?
Передо мной раскинулся… нет, учитывая погодные условия – скукожился поселок Хмаровка. И здесь уже мой внешний вид привлекал внимание населения, но не так чтобы очень пристальное. В этом околотке народ в выборе одежды руководствовался явно не советами журнала «Космополитен».
Но мне самой осточертела тяжелая от влаги куртка Игоряна, и я наконец решила исследовать содержимое карманов.
Хорошо, что этим увлекательным времяпрепровождением я занялась в укромном местечке между гаражами, потому что содержимое оказалось довольно любопытным: рубли, доллары, сигареты, жевательная резинка и… пистолет. Он эти пукалки коллекционировал, что ли?
Спасибо тебе, господи, что мы с местными охранниками правопорядка сумели разминуться во времени и пространстве! То-то развлеклись бы ребятки. О способах развлечений, участницей которых могла бы стать избитая женщина в чужой одежде и без документов, зато с оружием в кармане, не хотелось даже думать.
Так, доллары и пистолет я пока спрячу здесь, укромных закоулков хватает. Мокрые сигареты и жвачку – в мусор. Две с половиной тысячи рублей – в карман. Теперь можно и в люди.
Язык, говорят, до Киева доведет, но так издеваться над ним (языком, а не Киевом) я не стала, мне нужен был всего лишь местный супер-гипермаркет. Таковой, гордо именуемый «Промтовары», оказался совсем недалеко, язык даже вспотеть не успел.
Ассортимент в «Промтоварах» соответствовал названию, густо запахло социалистическим реализмом.
