А еще он не хочет стать главной причиной этой опасности. Франсуа знал – ради него отец пойдет на все, дороже сына для Пьера не было никого и ничего.
Если верить Дюбуа, отца собирались похитить завтра. Значит, надо сбежать сегодня. Как? Для начала сесть и подумать. Спокойно подумать, без истерики и воплей. – Так не бывает! Бывает, как видишь.
Франсуа отошел от крохотного круглого окошка, которое не нуждалось в решетке, поскольку протиснуться в него могла только помойная кошка. Именно помойная, худая и облезлая. Жирная домашняя кошара там безнадежно застряла бы.
С карцером в подвале все было понятно – на то он и карцер, чтобы не отличаться переизбытком комфорта. Матраса и ведра для естественных и не очень нужд наказуемому больше чем достаточно. Но эта-то комнатуха для кого предназначена? Крохотная, размером ненамного превосходящая карцер, окошко-крошка, узкая, какая-то подростковая кровать, старый и явно расшатанный стул, забившийся под не менее пожилой стол, – вот, собственно, и все. Ни шкафа, ни полок, ни стеллажей, ни коврика на дощатом полу – ничего, что могло бы добавить комнате хоть сколько-то уюта.
Гостевой ее вряд ли можно назвать, если только для нелюбимых родственников из провинции. Или…
Если взять в расчет расположение комнатушки рядом с перистилем и ритуалы черного вуду, для которых человеческие жертвоприношения вовсе не редкость, все становится понятным. Ведь из карцера тащить обезумевшего от страха человека очень и очень неудобно, процесс может затянуться, и лоа рассердятся, не получив обещанно й жертвы.
Так, с этим разобрались. Не то чтобы Франсуа остался безразличен, поняв, кто, возможно, обитал до него в этой комнате. Но и клацать зубами от ужаса не стал. Во-первых, зубы жалко, а во-вторых, некогда вибрировать, выбираться надо отсюда. Унганы и мамбо Жаклин должны узнать, что змея оказалась двухголовой.
За дверью послышались голоса, среди которых узнаваемым был только голос Абеля. Разобрать, о чем шла речь, Франсуа не мог, звукоизоляция в доме была хорошей.
А и не надо было разбирать, все и так оказалось проще простого. Или гуще густого? Нет, скучнее скучного.
Просто пленнику принесли поесть, как и было велено хозяином. Франсуа, конечно, не ожидал, что принесут фуа-гра и телячье жаркое, но надеялся, что будет что-то более аппетитное, чем трудноопределимое месиво в глубокой миске. То ли каша, то ли рагу, то ли гуляш, нет, скорее всего, все это, вместе взятое. Из чужих тарелок с остатками еды. И куском хлеба сверху прикрытое. И ложкой проткнутое.
– На, – жизнерадостно осклабился Абель, – жри. Вку-у-усно.
– Не хочу, – пленник скорчил максимально противную рожу. – Сам жри свои свинячьи помои.
– Ты тут не это.… – На узком лбу залегла складка – вот и первая извилина в голове появилась. – Не выступай, короче. Хозяин велел тебе есть, значит, ешь. А то хуже будет.
– Кому? – презрительно сощурился Франсуа. – Тебе? Снимут штаны и настучат по попке?
Ну, давай же, мастодонт тупой, разозлись! Сколько можно тебя провоцировать?
– Ты, малявка гнилая! – О, уже лучше! – Жри давай, пока по шее не получил.
– Так жрать или давать? Вот насчет последнего обломись, я с парнями не сплю.
– А я, значит, сплю?! – Здоровяк набычился, глаза его моментально налились кровью, ему бы кольцо в ноздри – и можно на выставку племенных быков отправлять.
– Ну, не знаю, – пожал плечами вконец обнаглевший пленник, – мне же глазки строишь.
– Ах ты, макака сушеная! – взревел громила и, шумно сопя, ринулся на зарвавшегося зас…
На нехорошего человека, в общем.
Абель, наверное, рассчитывал снова вцепиться в такие удобные дреды парня и отвалтузить его вдумчиво и от души. Но в прошлый раз ему удалось застать Франсуа врасплох, да и слаб он был после чая старикашки.
А сейчас пленник был готов и ждал атаки. И очень удивил Абеля, понятия не имевшего о капоэйре. Здоровяк даже успел гыгыкнуть пару раз, когда пленник, видимо с перепугу, начал пританцовывать. Абель протянул лапищу к дредам глупой пляшущей обезьяны, но обезьяна вдруг гибко увернулась, изогнулась, и внезапно рифленая подошва тяжелого ботинка смачно впечаталась в подбородок громилы. Больно!
Абель как-то несолидно, по-поросячьи, взвизгнул, выронил миску с бурдой и прижал обе руки к ваве. Но бездушный мальчишка тут же добавил еще одну ваву – в ухо. И тоже ногой!
Здоровяк покачнулся, наступил ногой на шмякнувшуюся бурду, поскользнулся и с размаху врезался головой в деревянную спинку кровати. Спинка треснула, голова – нет. Но сознание из нее, из головы, на какое-то время сбежало. В самоволку.
Франсуа связал руки незадачливого охранника полотенцем, ноги – простыней, рот заткнул скомканной наволочкой и, с удовлетворением осмотрев дело рук и ног своих, занялся поисками ключей. Поиски оказались ленивыми и попытались прекратиться почти сразу, подкинув ключи в первый же обшаренный карман. Но вернуться с пивом на диван Франсуа поискам не дал, продолжая методично осматривать все карманы, имевшиеся на одежде Абеля. Ну неужели у пузана нет ничего похожего на оружие? Пистолет, хоть самый завалященький, нож, пусть даже складной. Кастет, в конце концов!
Ни-че-го. Из оружия у крошки Абеля были только кулаки.
Ну и ладно, на нет и суда нет. Франсуа выпрямился, пару раз прогнулся, разминая затекшую поясницу, и тихонько подошел к двери. Осторожно выглянул в коридор – пусто. Замечательно. Пока все идет как надо. Но расслабляться не стоит, он в самом начале пути.
Франсуа вышел из комнатушки, запер за собой дверь и с минуту постоял, соображая, куда лучше пойти.
Вниз, по лестнице – опасно. Почти стопроцентная вероятность, что наткнется на кого-либо из обитателей дома. Час еще не очень поздний, половина девятого. Вряд ли стоит рассчитывать на то, что здесь рано ложатся спать. Насколько Франсуа помнил привычки бокора, тот спать ложился под утро. Ночь – любимое время суток этого нетопыря.
Если не вниз, тогда – вверх. На крышу. Сейчас темно, его вряд ли кто там заметит. А вот он сможет осмотреться и выбрать оптимальный маршрут побега.
Ну что же, на крышу – значит, на крышу.
Глава 23
Вот только как на нее, на крышу, выбраться? Франсуа бесшумно проскользнул вдоль стены к лестнице – ага, ступени вверх есть, значит, есть и шанс.
Снизу послышались голоса, пришлось в темпе начать обследование надменно выпятившейся родственницы стремянки. Обследование показало, что пациент будет жить, причем долго, если, конечно, по ступеням не будут ездить на танке. Лестница не скрипнула ни разу, она даже словно подкидывала парня, ускоряя его бег. И довела-таки до ручки. Ручки двери, ведущей, как надеялся беглец, на чердак.
Вот только дверь, естественно, оказалась заперта. Франсуа подергал ручку и вспомнил, что у него есть связка ключей.
Ключ подобрался с третьей попытки. Дверь, обиженно хныкнув, открылась, впустив беглеца на чердак.
Мансардой это помещение назвать было нельзя, слишком уж низко нависала над полом крыша. Но, как и во всем мире, всевозможный хлам складировался именно здесь, в чем Франсуа тут же убедился, причем весьма болезненно. Синяк теперь на ноге будет, причем здоровенный. И, учитывая общее количество повреждений на теле, парень смело может номинироваться на звание «Баклажан года».
Франсуа закрыл за собой дверь и пару минут постоял, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Не привыкли, поскольку никаких окон на чердаке не оказалось. Если и были здесь какие-то вентиляционные отверстия, свет снаружи они не пропускали. Так, свет включить, что ли, вот и выключатель под левой рукой зазывно выгнул спину. Ага, и сразу можно песню какую-нибудь спеть, что-то из мюзикла «Кошки». Чтобы уж наверняка заметили его бегство.
Дожидаться до утра нельзя, отсутствие Абеля могут обнаружить в любой момент, и тогда обшарят весь дом, в том числе и чердак. Значит, надо пробираться на ощупь. Стоп, идиот, у тебя же в одном из карманов широченных брючат зажигалка должна быть. Если, конечно, тоже дома не оставил, как мобилу.
Франсуа обшарил все загашники и облегченно вздохнул – есть! Зачем он таскает ее с собой, если не курит? А на всякий случай.
И вот этот всякий-превсякий случай наступил. Да еще как наступил – здоровенной лапищей на голову.
Слабенький огонек зажигалки справился с освещением лишь ближайшей части огромного, развалившегося над всем домом, помещения. И Франсуа снова порадовался своей предусмотрительности – без огня он точно бы свернул себе если не шею, то ногу. Слишком уж хаотично был завален пол чердака. Какие-то ящики, коробки, доски, обломки мебели и прочий хлам полосой препятствий лежали перед беглецом.
А еще было совсем непонятно, куда двигаться дальше. Выхода на крышу не наблюдалось. Значит, надо пробираться дальше, возможно, искомый выход отыщется там.
Франсуа осмотрел нагромождения хлама, мысленно проложил оптимальный маршрут, запомнил его и закрыл зажигалку. Следовало беречь единственный источник света и не расходовать его понапрасну.
А теперь на четвереньки и – вперед. Почему на четвереньки? Да потому, что передвижение медленное, плавное, и в случае отклонения от маршрута соприкосновение с препятствием будет не столь болезненным – дреды на голове смягчат удар.
Смягчать-то они смягчали, вот только каждое такое столкновение, похоже, вытряхивало из головы часть заложенной там информации, и отклонений от маршрута становилось все больше. А тут еще не в меру развитая фантазия парня подкинула ему очаровательную картинку: растаман, с упорством маньяка бодающийся с хламом. Хлам визжит и пытается увернуться, но чернокожий любитель рэгги настойчив, он догоняет трусов и забадывает их на фиг.
Приступ истерического хохота опрокинул беглеца на пол и скрючил в бублик. Все силы парня уходили теперь на то, чтобы не ржать во весь голос. Он зажимал рот рукой и давился неудержимым хохотом, выдавливающим из глаз слезы. Хохотом на грани рыданий.
Потому что отчаяние, гнусно хихикая, подкрадывалось из мрака все ближе. Оно дышало в спину, заставляя волоски вдоль позвоночника вставать по стойке «смирно».
Франсуа начал молиться добрым духам вуду – Думбалле и Матери Земли Эрзули. Сквозь сотрясающие все тело приступы хохота он, едва дыша, проговаривал заклинания.
Получилось. Истерика уползла в темноту следом за отчаянием, подгоняя незадачливого напарника увесистыми плюхами.
Франсуа полежал еще несколько минут, успокаивая мечущееся в груди сердце и восстанавливая дыхание. Затем осторожно встал и зажег свой огонек в ночи.
Ну что же, все оказалось не так уж плохо, он почти не сбился с пути и добрался до намеченной точки, с которой можно было увидеть еще часть чердака. «Гы!» – радостно ухнуло откуда-то со стороны отчаяние. Выхода на крышу по-прежнему не наблюдалось.
– Заткнись, – вполголоса проворчал Франсуа, размышляя, что же делать теперь.
Бодаться с хламом дальше или придумать что-то еще? Бодаться, конечно, не хотелось, но что-то еще не придумывалось, оно пряталось в подпол. Вернее, в подсознание.
Утешало одно – снаружи не доносилось ни звука. Франсуа посветил на часы – ага, он тут копошится, оказывается, уже довольно долго, до полуночи оставалось двадцать минут. Очень хочется надеяться, что Абеля никто не хватится до самого утра. Если, конечно, не предусмотрена смена караула.
А впрочем… Может, и не надо, чтобы в доме все спали? Иначе совершенно бредовая идея, непонятно откуда залетевшая только что в голову парня, может привести к очень несимпатичному финалу. Для беглеца несимпатичному.
Потому что он решил ни много ни мало – поджечь дом. Вернее, чердак. А когда огонь обнаружат и примутся тушить, в суматохе сбежать. Должны ведь вызвать пожарных, у которых есть славные такие, длинные-предлинные лестницы.
Ага, и с какого перепугу они станут лестницы на пустую крышу тянуть? За котами? Ведь обитатели дома ниже тусуются.
Ладно, пусть не тянут, главное – пусть приедут вовремя, иначе поджигатель превратится в цыпленка гриль.
Несмотря на свой образцово-показательный идиотизм, идея нравилась Франсуа все больше и больше. А что? Подтащить хорошо горящий хлам поближе к чердачной двери, но так, чтобы не завалить ее полностью – открываться деревяшка должна. Самому спрятаться в противоположном конце чердака, предварительно освободив его от дерева и картона (там огонь не
