неожиданно быстро взмыл к небу.
*
Пегас летел быстро, очень быстро, то резко набирая высоту, то так же быстро снижаясь. Впрочем эти перепады не особенно чувствовались, словно летающую тварь окружало какое-то энергетическое поле. Не прошло и десяти минут, как он уже опустился во дворе дома.
Радира помогла Сергею сойти на землю, хлопнула Пегаса по боку ладонью, и он быстро исчез в вышине.
— Перекусим с дороги? — предложила женщина.
Второй кивнул. Радира подхватила его под локоть и повела к дому.
Накрытый стол уже ждал их. Женщина усадила гостя в центре стола, сама села напротив.
— Так вы, мой вдумчивый юноша, из Древних? — наливая ему в глубокую тарелку суп, спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжила:
— Давно мне не случалось беседовать с Древними. Вы не очень-то на них и похожи. Вам не хватает самоуверенности во взгляде. Хотя я уверена, что вы скоро всему научитесь.
— Вам Дирон сказал? — принимаясь за еду, предположил Сергей.
— Да что вы! — улыбнулась Радира. — Из наших вояк каленым железом не добьешься признания. Мне сказала королева.
— Она знает, что я здесь? — оторопел гость.
— Ни в коем случае, — успокоила его женщина. — Она знает только то, что один из Древних проходит через наши земли. Или прошел. Еще ее повелитель дал задание срочно найти вас и убить.
— Зачем? — испуганно спросил Второй.
— Кто знает?! — вздохнула Радира. — Приказы богов не обсуждаются. Но это приказ ее бога.
— Разве?
— Нет, — опередила его вопрос женщина. — У нас разные боги. Мой мне давно не отдает никаких приказов. Он слишком занят собой.
— Тогда все хорошо? — успокаиваясь, вернулся к тарелке с супом Сергей.
— Не совсем, — сообщила хозяйка. — Насколько я понимаю, по вашему следу пустили одного из лучших убийц Кхорна. Объясню, чтобы больше к этому не возвращаться. Тем более что скрывать особенно нечего. Кхорн — это бог крови, один из четырех богов Хаоса. Кроме него есть еще три: Тзинч — это мой бог, Нургл — бог разложения, мерзкое существо, и Слаанеш, но его давно никто не видел.
— С вашим богом и Слаанешем я уже встречался, — признался молодой человек.
— И остались невредимы! — довольно констатировала Радира. — Тогда можно особенно не бояться других. Кхорн — тупица, Нургл — лентяй.
— Можно вопрос? — спросил Сергей.
— Тысячу вопросов, — кивнула женщина,
— Как я понял, вы тоже из Хаоса. Тогда почему вы здесь?
— Хаос многолик. Кхорн и Нургл — уникальны в своей злодейской простоте, Слаанеш — сложнее, но тоже ничего интересного. Тзинч — уникален и не подпадает под обычное представление о зле. Он зло в той мере, в какой злом является перемена погоды. А я здесь, потому что была когда-то замужем за эльфом. Теперь они моя семья. Что-нибудь еще?
— Булочку, — попросил Второй, показывая на корзину с хлебом.
Женщина протянула ему всю корзину, чтобы он мог выбрать.
— Есть способ на сто процентов овладеть сердцем женщины? — отклонился от основной темы беседы гость.
— Не говорите глупостей, — укоризненно взглянула на него Радира. — На сто процентов можно овладеть только этой булочкой, и то, если вы ее проглотите и тут же покончите с собой. Гарантированно овладеть нельзя, но попытаться можно.
— Как?
— Спросите у нее сами.
— В смысле?
— В смысле — подойдите к ней и спросите, как сделать так, чтобы она вас полюбила. Потом четко следуйте ее рекомендациям.
— Но я же буду выглядеть в ее глазах полным идиотом! — воскликнул Второй.
Радира поманила его пальцем, и когда он, склонившись над столом, приблизился к ней, она прошептала:
— Именно это мы и ценим больше всего.
— Идиотизм?
— Его признание.
Сергей рассмеялся. Ему определенно нравилась эта женщина.
— Одного не пойму, — сквозь смех проговорил он. — Как человек... — и он осекся, вспомнив, что Повелительница не совсем и человек.
Радира, со свойственной всем женщинам интуицией, заметила эту заминку и успокоила:
— Человек, человек. Хаос, в большинстве случаев, набирает своих соратников из числа людей. Я, например, родилась в семье вождя одного северного племени и жила там до своего первого брака.
— А потом?
— Потом мой отец решил породниться с семьей вождя соседнего племени. Но у меня был любимый — молодой охотник, добрый, веселый юноша.
Женщина вытащила из-за пазухи кулон, сделанный из зуба какого-то животного, и протянула Сергею.
— Это его первая охота. Большой белый волк. Я любила его, но это чувство совсем не в ходу у северных племен. Отец заманил моего друга на край ледника к западу от деревни и скинул его вниз. Ночью сгорела его хижина вместе со спящими там родителями.
— Кошмар! — не сдержал восклицания Второй.
— Это еще не кошмар, кошмар начался позже — на свадьбе, — хозяйка скинула с ног сапоги, уселась по-турецки и взяла в руки чашку с теплым молоком. — В первую брачную ночь я перерезала горло своему мужу и наутро, по традиции северных племен, меня изнасиловали все главы семейств нашего племени, а потом скинули в яму с голодным медведем. Неизвестно, повезло или нет, но это уже не имеет значения — следом за мной в яму скинули случайно забредшего в нашу деревню менестреля. Когда яму накрыли решеткой, странник засунул в глотку медведя руку и вырвал у того череп. Вырвал легко, как луковицу из земли. Потом он повернулся ко мне и спросил: «Да?»
И я согласилась,
— На что?
— На что угодно. Мне было все равно. Еще никто, кроме моего убитого возлюбленного, не спрашивал моего согласия.
— И потом?
— О! Потом менестрель пел на языке Хаоса. Я ничего не понимала, но с каждым звуком его песни меня наполняла сила. Дикая, свободная, жаждущая вырваться наружу. Так оно и случилось — утром я вы бралась из ямы и стала убивать всех, кто попадался мне на пути. Мужчин я рвала руками па части, женщинам и старикам разбивала кулаками головы. Пока я уничтожала деревню, поэт сидел на пороге одного из домов и смеялся. Мой отец пытался убежать, но я поймала его, сломала ему руки, ноги, позвоночник и сбросила в тот же ледник, куда он сбросил мою любовь. Он визжал, как недорезанная свинья.
— Свою мать вы тоже убили?
— Нет, она прыгнула вслед за отцом сама, но перед этим поцеловала меня и шепнула: «Правильно, все правильно».
— Она не осудила вас?
— За что? Отец сорок лет издевался над ней.
— Так зачем она прыгнула за ним?
— Ее жизнь, пусть плохая, уже не имела смысла. Потом, она понимала, что я должна ее убить тоже.