называется! Сидят здесь, с Натальей дебаты разводят, стишки почитывают. А у меня дело стоит. Прошлую ночь бригада опять неводила на Синеглазке. Невод у них — ни одна малявка не проскочит. Всю молодь на берег волокут. Кабы не пчелы эти, так мы бы сегодня же ночью у них весь невод в клочья порезали!
— Так нельзя! — Виктор растерянно заморгал. — Сперва нужно другие меры принять, попробовать убедить людей.
— Ха-ха, убедишь их. Вы тут вдвоем одну девчонку не можете убедить, а мы бородатых браконьеров должны суметь. Так не пойдет. — Борис поглядел на яйца и лук, лежащие на краю стола, и почувствовал, что страшно проголодался. — Ладно, пиши свою клятву, а я тем временем окрошку готовить начну. Придет Сергей, разберемся.
ГОРЬКИЙ ОПЫТ
Деревянная вышка, похожая на нефтяную, возвышалась над лесом. Сергей, часто подменявший деда на сторожевом посту, до мельчайших подробностей изучил все, что было видно с нее. А Наташа любовалась видом с вышки впервые. Восхищенная, она даже забыла про свой киноаппарат, который не выпускала из рук, надеясь снять два-три «потрясающих» кадра.
Внизу, под ногами, от горизонта до горизонта расплескалось зеленое хвойное море. По нему пробегала легкая рябь, как по воде. Совсем рядом, почти вровень с площадкой, парил канюк. Наташа следила за плавным полетом птицы. Круг, еще круг… Наташе казалось, что и она летит над крутыми сосновыми гривами, над ельниками и пихтами, над полянами.
А дальше виднелся родной городок, у подножия лесистой горы с голой вершиной голубым крутым изгибом сверкала река. Словно перстень! Да, да. Самый настоящий гигантский перстень. Река — почти кольцо, а плотина, завод и город — это драгоценный камень. Лучи солнца переливались радугой в застекленных крышах заводских цехов.
И город, и завод, и даже леса отсюда, с высоты птичьего полета, казались Наташе игрушечными. Там, внизу, лежал мир детства, мир маленький, но удивительно емкий, насыщенный радостью.
Легкое полдневное облачко набежало на солнце и погасило радугу на крышах завода, погасило всего на мгновение. А Наташа уже смотрела туда, где сквозь струи дрожащего над лесами марева угадывались крутые изломы гор и, сужаясь, терялась в лесах голубая лента реки. Эта пестрая даль с вереницами уплывающих куда-то облаков и почти неощутимое покачивание вышки вызывали неизъяснимое радостное волнение.
Наташа крепко держалась за деревянные перильца — с непривычки кружилась голова.
А Сергей, прищурившись от солнца, внимательно следил за горизонтом: не появится ли где подозрительный дымок. Все, что он видел отсюда, было ему знакомо. Вот кружит канюк. Натка и не догадывается, что птица не развлекается, а с поразительным упорством выглядывает мышей на старой вырубке. На том берегу реки, в сосняке, у канюка гнездо. В гнезде два пепельно-серых пуховых птенца. Их осаждают полчища комаров, а птенцы еще настолько малы, что и защититься-то сами не могут.
За ельником высоко торчит голая вершина Плешивой горы. Дед рассказывает, что раньше гора звалась Мохнатой. Лес на ней начисто вырубили, и теперь там леса больше не будет — ветры и воды разрушили плодородный слой, унесли почву…
— Сережа! Смотри! Замечательный кадр. Река — перстень. Город — бриллиант, ограненный и отшлифованный человеком! Посмотри! Ты видишь?
Но Сергей кисло усмехнулся:
— Я вижу заводской дым. Вижу бурый от ржавчины пруд.
— Сухарь бесчувственный!.. Ничего ты не видишь!
— Нет, Натка, сухарем я не был и не буду! — возразил Сергей. — Скажи, сколько дней ты носишь белое платье после стирки? День? Я белую рубашку больше одного дня не ношу. А ведь копоть садится не только на одежду. Ты стараешься видеть лишь красоту природы. А я — и то, что может ее погубить.
— Опять? — Наташа безнадежно махнула рукой. — Сейчас ты произнесешь обличительную речь о браконьерах. Эта навязчивая идея не дает тебе покоя.
— А я и другим покоя не дам, — запальчиво ответил он.
— Ну-ка, держи кассеты. Будем снимать.
Мерно застрекотал Наташин киноаппарат.
— Эг-гей! — донеслось с земли. У подножья вышки стоял дед Сергея. Сергей с ловкостью юнги спустился вниз по вертикальной лестнице, коротко доложив, что за время дежурства ничего не произошло, добавил:
— Сегодня, как уговаривались, к тебе придет несколько человек. За старшего Борька Жуковский. Требуй с него построже! А мы с Витькой опять на подслух пойдем.
Дед поправил свою форменную фуражку с зеленым околышем и эмблемой из дубовых листьев и одобрительно кашлянул в усы:
— Хорошо. Только бы взялись с охотой…
— Задание! — Брови Сергея сдвинулись к переносью. Он приготовился объяснить, почему ребята будут выполнять его поручение честно.
— Ладно, ладно, начальство! Знаю, сейчас теорию подведешь… Бегите-ка лучше на кордон. Виктор там окрошку сготовил. А потом загляни на лесосеку: что там и как. Вы бы и ее немножечко поснимали, — сказал дед, обращаясь к Наташе.
— Есть, — по-военному ответила она.
Расставшись с дедом, Сергей и Наташа по каменистой тропинке спустились к дороге. Деревья и трава по ее обочинам порыжели от пыли. Мимо, лихо взлетая на выбоинах, промчался пустой лесовоз. Сергей по пути начал охоту за цветами. Увидев какой-нибудь очень яркий, пробирался к нему напрямик через кусты и ямы. Скоро набрался порядочный букет.
— Знаешь, что это? — он выдернул из букета веточку с темно-вишневыми соцветиями.
— Тысячелистник. Кровоостанавливающее средство.
— Правильно.
— А это белена, — не дожидаясь вопроса, показала Наташа на пышный кустик с белыми цветами, похожими на фарфоровые абажурчики. — Ее ты и объелся, когда накинулся на меня за кинофильм! И вообще!.. Думала, букет подаришь, а ты аптеку преподнес.
В это время им навстречу показались двое парней с рюкзаками, в куртках со множеством карманов и «молний». Парням было лет по девятнадцать. Один широкоплечий, ростом чуть пониже Сергея, с коротким ежиком светлых волос и большими серыми глазами под сенью выгоревших бровей. Другой был высок, смугл и черноволос. Черты лица крупные. В пухлых губах зажата сигарета.
— Салют дочери тайги! — воскликнул пухлогубый, поравнявшись с Наташей. Сергея он просто не желал замечать. — Скажите, до города еще далеко топать?
— Рядом, за лесом. Километров пять, — ответила Наташа.
— Рядом?! — пухлогубый парень толкнул в бок приятеля и нахально причмокнул, ухмыляясь Наташе. — А в этом городе все девушки такие, как вы?
Наташа весело перешла в контратаку:
— Да. Конечно. И все сидят под окошками — вас дожидаются. Спешите, а то не дождутся.
Парень скис, щелчком запустил окурок в пожелтевшую от зноя траву, и оба двинулись дальше.
— Эй, туристы, окурки тушить надо, вернитесь! — крикнула Наташа.
Парни остановились.
— Погасите! — Наташа ткнула носком ботинка в траву, откуда подымалась тонкая голубоватая струйка дыма.
— Окурок? — пухлогубый отвернулся от дымка. — Где? Я почему-то не вижу.
