дверей вышли двое безупречно, с большим вкусом одетых мужчин: высокий брюнет, а за ним седоватый приземистый толстячок в очках. Судя по тому, с какой уверенностью они направились в здание, стало ясно, что посетители они здесь не случайные.
– Извините, – запинаясь от волнения обратился я к ним. Мужчины недоуменно на меня уставились. – Может быть, вы мне поможете... Мне надо попасть к главному редактору.
– Зачем? – строго поинтересовался брюнет.
– У меня есть сенсация. Вот, вы в сегодняшнем номере писали. Про труп...
– И что? – нервно спросил брюнет. – Это ваш друг? Родственник? Редакции о нем ничего не известно. Там указан телефон, обращайтесь в милицию.
– Нет-нет, – замотав головой, быстро перебил его я, доставая из рюкзака конверт со снимками. – Вот, посмотрите. Вот этот погибший. Про которого вы писали. Здесь он еще жив. А вот еще некоторые...
– Любопытно, – после небольшой паузы произнес высокий. – А откуда у вас эти фотографии? Вы что, располагаете подробностями?– Детальными, – уверил я. – А фотографии сделаны мной лично. Вот пленка.
– Что ж, прекрасно. Владимир Исаакович, – обратился он ко второму, – вам стоит на это посмотреть. Так, и что же вы хотите, молодой человек? Впрочем, пройдемте в приемную, там расскажете. Надежда Ивановна, – окликнул он тетку из бюро пропусков, – выпишите тут молодому человеку. И ко мне проводите.
– Гля, – выписывая пропуск, улыбнулась тетка. – Прям почти как художник. Только не Ефимыч.
Непостижимая все же страна Россия. Ну где еще отчество живописца, пусть и великого, знает любая вахтерша из бюро пропусков?
Брюнета звали Геннадием Артуровичем. Это и был главный редактор. А приземистый Владимир Исаакович оказался генеральным директором и совладельцем всего издательского дома.
В кабинете я с наслаждением молча пил кофе, приготовленный красивой девушкой-секретарем. До сих пор такого вкусного кофе мне пробовать не доводилось. Изучая снимки, главред небрежно поинтересовался, где именно находится объект. Я рассказал. Главред и гендиректор переглянулись и изучающими взглядами, очень внимательно уставились на меня в упор.
– А фамилию владельца знаешь? – после недолгой паузы осторожно поинтересовался директор.
– Извините, нет, – покачал я головой. – Только слышал краем уха, что Андреич какой-то. К чему мне эта информация? Я ж обыкновенный гастарбайтер. Да и кто б мне назвал фамилию?
– Ну да, ну да... – задумчиво протянул главред. – Верно, пожалуй. Не стали б они перед тобой отчитываться.
Геннадий Артурович и Владимир Исаакович еще раз пристально взглянули на меня, после чего главред ткнул кнопку селектора.
– Алексей Иваныч! Прямо сейчас проверьте у нас все объекты по Третьяченко. По линии службы безопасности, да! Весь список мне на стол, все, что накопают, до самого запселого ларька. Я сказал не- мед-лен-но! И еще сейчас вам принесут паспортные данные молодого человека, проверьте по линии МВД, по ЦАБу, ну и по всякому прочему, сами знаете... Молодой человек, – обратился он ко мне, – отдайте паспорт секретарю и подождите в приемной, пожалуйста.
Вскоре мимо меня в кабинет главного промчался взмыленный немолодой мужчина с какими-то бумагами в руках. Еще через минуту в приемную вошла женщина с опухшими, усталыми глазами. Ей-то и препоручил мою персону вышедший в приемную явно чем-то очень довольный главред.
– Инночка, забирай в свои объятия вот этого молодого человека, он все расскажет. И срочно мне репортаж в десять тысяч знаков о невыносимых условиях.
– А кто этот молодой человек?
– Это чудом оставшаяся в живых жертва бесчеловечной эксплуатации, – сообщил главный. – Потом сразу же неси мне, я скорректирую персоналии. Срочно, Инна, мы уже ставим этот материал в завтрашний номер, первой полосой!
Мы сидели напротив друг друга в кабинете и пытались продуктивно общаться.
– Ну, рассказывай, – сказала Инна.
– О чем?
– О своих невыносимых страданиях.
Я криво усмехнулся.
– Да в общем-то... не было никаких невыносимых страданий...
– А что... э-э... там с вами делали? Мучили, да?
– Да нет, – пожал я плечами.
– Так, – занервничала Инна. – Давай-ка четче. С самого начала.
В процессе Инна пожаловалась на то, что подобными темами в редакции занимается другой человек. Но, как всегда, его нет на месте, а расхлебывать ей, Инне.
– Ну, вот что я могу написать про стройку? – сокрушалась она. – Что? Я ее только по телевизору видела!
Впрочем, через час текст она домучила, и мы отправились в приемную. Инна зашла к главреду, и через минуту сквозь полуоткрытую дверь из кабинета донесся громкий вопль. Я и предположить не мог, что солидный Геннадий Артурович способен так орать.
– Что за сраное говно ты написала, Инночка?! – вопило из-за двери. Главред не особенно-то стеснялся в выражениях. – Ты журналист или, прости господи, какая-нибудь Тибальди-Кьеза? Что это за «исполненные невыносимого страдания глаза»? Нет, что это за сраные «глаза», я тебя спрашиваю? Что это за идиотский «моральный долг гастарбайтера»? Какой у гастарбайтера может быть «моральный долг»? Он что, мушкетер? Он инспектор по делам несовершеннолетних? Он бессловесный скот, Инночка! Его должно вовремя кормить, а он должен работать! Это ишак! Всё! А ты развезла тут Джен Эйр какую-то... Мне что, самому писать?!
– Геннадий Артурович, это не моя тема, – слабо защищалась Инна. – Это же строительство, Геннадий Артурович. Это специфика, терминология! К тому же попробуйте сами поработать с этим косноязычным! Мычит, слова в час по чайной ложке выдавливает...
– Иди и пиши! Душу из него вытряси!
– Геннадий Артурович, я отказываюсь. У вас для этого Утюгов есть, вот пусть он и вытряхивает!
– Утюгов в командировке, на трупе. Даже репортеры все заняты, вы одна в редакции. Инна, ну что ж вы за профессионал такой...
– Я редактор раздела культуры, Геннадий Артурович! – Инна тоже повысила голос. – И я категорически, слышите, ка-те-го-ричес-ки отказываюсь писать о мертвых чернорабочих!
Кажется, у меня появился шанс заработать еще немного денег. Я встал со стула, постучал для приличия в дверь и прошел в кабинет. Все, включая сидевшего в кресле в углу гендиректора, недоуменно обернулись.
– Геннадий Артурович, – сказал я. – А в чем проблема-то? Давайте я сам напишу.
Геннадий Артурович и Владимир Исаакович в который раз за день молча переглянулись. Главред, внимательно следя за мной взглядом, снова ткнул в кнопку селектора.
– Алексей Иванович, – вкрадчиво заговорил он. – А вы парнишку-то хорошо проверили? И по МВД? И по нашим? Да? И что вам сказали? – и медленно положил трубку.
– Ну, что? – с живым любопытством нетерпеливо спросил гендиректор.
Главред пожал плечами:
– Да ничего... Чист, говорят. Нет за ним ничего. Похоже, действительно гастарбайтер. Не казачок. Инночка... посади молодого человека за компьютер.
На изложение моих злоключений на объекте и сопутствовавших этому событий мне потребовалось минут сорок. Писал я просто, не перегружая содержание излишней фанаберией и ненужным пафо сом; в общем – как думал, так и писал. О безымянной фирме, нанимающей рабочих безо всякого контракта. Об отсутствии на объектах элементарной техники безопасности. О том, куда пропадают с объектов погибшие рабочие. Обо всем. Скоро текст оказался на столе у главреда, а еще через несколько минут в кабинет пригласили меня.
– Это на стройках теперь так писать учат? – с недоверчивым удивлением поинтересовался главред.
– Нет, – я позволил себе легкий сарказм, – в Киевском национальном университете имени народного
