пень-колоду, а во-вторых, никто особенной тяги к общению с ними и не испытывал. Они даже питались отдельно от нас, какой-то зловонной жижей из своего собственного казана. Утром и вечером таджики обязательно дружно вставали раком на молитву, которую жутковато-заунывно декламировал их старшой, и отвлечь их от этого занятия не могло ничто и никто. Богданыч как-то обронил, что вообще-то они должны молиться не два, а пять раз в день, но кто ж им тут даст-то.

Нам пришлось немногим легче, чем этим таджикам. Ушлый прораб выжимал из нас все соки, постоянно подгоняя и подстегивая. Работать мы начинали почти с рассветом, а заканчивали, лишь когда спускались сумерки. В сезон ведь ценен каждый рабочий день. Тем более что Подмосковье по погодным условиям от Украины все же отличается заметно: например, в любой день мог совершенно неожиданно пролиться дождь, парализуя деятельность всей бригады. Тогда Богданыч ходил мрачный и, поглядывая в небеса, непрестанно матерился.

Зато дожди были в радость нам. Ведь кроме работы мы не занимались вообще ничем – просто не оставалось сил, и после ужина мы чуть ли не вповалку срубались спать. А в дождь можно было почитать книжки, газеты, да и вообще просто отдохнуть. Хотя, откровенно говоря, книжки с газетами интересовали в бригаде только одного человека – меня самого. Остальные во время нечастых перерывов тупо спали или, собравшись под навесом, играли на какую-нибудь мелочь в карты или домино. А от таджикского вагончика раздавался грохот бьющихся о доску костей и непонятные выкрики, какие-то «шеш-ек» и «пендж-гоша». Там играли в нарды.

В общем, особо не жаловались. Разве что вагон, в котором мы жили, был тесноват. Но я не успел еще толком отвыкнуть от казармы, так что это тоже не парило.

Москвы за первый месяц работы я, разумеется, так и не увидел. Словно и не выезжал никуда из дома. Даже по поселку шататься возбранялось и было чревато проблемами. К тому же практически ни у кого не было денег.

XII

Бригада заканчивала один из циклов объекта, и тогда мы получили первую зарплату. Пересчитав сумму на гривны, я понял, что разбогатеть здесь не получится. Но я особо не расстраивался – в любом случае получалось куда больше, чем за это время я мог бы заработать на Украине.

Нам позволили немного расслабиться, и Богданыч даже выставил водки. Погода стояла прекрасная. Водка же, напротив, была теплой и противной, вязко и глухо давала по мозгам. Хуже теплой водки только глупая женщина... Поэтому пил я мало, поднимая пластиковый стаканчик больше для вида.

Кто-то вспомнил, что у меня есть фотоаппарат, попросили щелкнуть на память. Рабочие позировали охотно, и даже сам Богданыч покряхтывал: «Ну шо, папарацци, давай што ли пару щелчков, потом в Киеве напечатаешь». – И снимался в обнимку с Гешей-экспедитором, ну и со всей бригадой до кучи.

Один из бандеровцев на правах старого знакомца попросил меня щелкнуть его разок на рабочем месте – в корзине подъемника, с которой он шпаклевал фасад здания. Пьяно пошатываясь, он забрался на платформу, ткнул в кнопку пульта и уехал на самую верхотуру. Я подошел ближе, направил фотоаппарат линзой вверх. Бандеровец раскинул руки, довольно улыбнулся. Я сделал снимок. Правой рукой он схватил ведро из-под раствора и торжествующе, как трофей, вскинул вверх. Корзина качнулась. Бандеровец уронил ведро и зашатался, пытаясь удержать равновесие.

Платформа качнулась еще сильнее, дернулись стальные тросы, и бандеровец с воплем вылетел из корзины головой вперед. Через пару секунд раздался тяжелый удар, сопровождаемый глухим хрустом. Парень лицом вниз без движения лежал на куче кирпича. Я рефлекторно нажал на спуск и замер в оцепенении.

За спиной раздалась громкая злая матерщина. К бандеровцу бросился мгновенно протрезвевший Богданыч, нагнулся над ним, тормоша и ощупывая. Из дощатого сортира, на ходу застегивая ширику, выскочил экспедитор Кеша. Остальные рабочие тоже повскакали на ноги и в ужасе сгрудились вокруг.

Минуту спустя прораб шумно выдохнул и безнадежно махнул рукой.

– Може, йому «скорую»? – чуть слышно предложил один из оставшихся бандеровцев.

– Ты йобнулся, чи шо? – злобно оскалился Богданыч. – Трупу швыдка допомога не потрибна.

На рабочих лица не было. По приказу Богданыча труп оттащили под навес и прикрыли какой-то ветошью. После чего всех разогнали по вагончикам, предложив, впрочем, разобрать с собой оставшиеся бутылки с водкой. Я в вагончик не пошел, а забрался в дом, на второй этаж, где устроился у окна. Очень не хотелось видеть пьяные сопли рабочих. В суматохе мой маневр не заметили.

Помрачневший и как-то сразу посеревший Богданыч ушел кому-то звонить. Здоровенный Кеша нервно вышагивал по периметру участка, прикуривая сигареты одну от другой. Подобный расклад их явно не обрадовал. На элитном объекте такие происшествия никому не нужны.

Минут через пятнадцать Богданыч вернулся. Вполголоса о чемто переговариваясь, они с Кешей подошли к навесу, под которым лежал покойник, метрах в пяти от меня. Лица их стали еще озабоченнее; я заподозрил неладное.

Я с трудом их расслышал – на соседних-то участках стройка не прекращалась, и взвизги дрелей вкупе со скрежетом шпателей заглушали все вокруг.

– Ну... а куда його еще? – давал указания Богданыч. – Километров за десять отвези, вон в Вешки, там тоже стройки идуть. Выкинешь где-нибудь подальше.

Кеша угрюмо кивнул:

– А не запалят?

– Та кому он всрался, Кеша? – нервно махнул рукой прораб. – Хто його искать-то будет? Паспорт егоный сожгу седня вон в печке, и все дела. Давай, – послышалось сопение, шорох ветоши. – Уп... Потащилы. Тяжелый, сука, як кабан. Подгоняй газэль свою.

Я высунулся в дыру оконного проема и, благодаря всех богов за шум на соседних участках, несколько раз щелкнул спуском фотоаппарата. Спустя еще несколько минут труп лежал в кузове. Мужчины остановились перекурить.

– Ты до Андреича-то дозвонывся? – спрашивал Кеша.

– Та дозвонывся, ясен хер.

– И шо вин тоби сказав?

– А шо вин может сказаты? Ничого не казав, тильки спросил, не зъихав ли я с глузду беспокоить його всякой херней. И трубку повесил.

– М-да, – пробурчал Кеша. – Ну усе, я поихал.

– С Богом.

«Газель» затарахтела к воротам. В этот момент из растворившейся двери вагончика выпали два уже совсем пьяных бандеровца.

– Богданыч, – плачущим голосом проблеял один. – А куды товарыща-то нашего повезлы?

– Як куды? – не смутившись, среагировал прораб. – В морг, куды ж ще. Кстати, паспорт-то його де? Принеси сюды. Адреса родичыв його знаешь?

Разумеется, всякое желание оставаться на объекте у меня начисто пропало. Ведь ясно же – случись со мной что-то подобное, меня точно также затолкают в кузов и выбросят в лесополосе, как собаку, просто чтоб сэкономить на взятках ментам. Я приблизительно представлял, какие несусветные деньжищи вбуханы в этот строящийся коттеджный поселок. И никто здесь не станет размениваться на такую мелочь, как жизнь какого-то вонючего чернорабочего. Мы даже не быдло. Мы – простой скот, причем почти дармовой, и относятся к нам с пренебрежительностью советского завхоза: подохнет – да и хрен с ним, новых пригоним. Желающих навалом.

Днем бежать с объекта я не рискнул. Если хватятся, то догонят и пристукнут, как щенка. Им не слабо. Информировать о своих планах оставшихся бандеровцев или Ревенко я не счел нужным. Два безмозглых амбала мне ни к чему, а Ревенко труслив и слаб на алкоголь. Хреновая, в общем, компания. Я уж как-нибудь сам. Одному исчезнуть всегда проще.

Водки для работяг сегодня не жалели, и в помещении стоял плотный разноголосый храп. Я приподнялся и попытался на ощупь вытащить из-под койки свой рюкзак. Внезапно на соседнем матраце зашевелились. В просвет грязного окошка приподнялась взлохмаченная голова Ревенко.

– Ты шо, Илюх? – зашептал он. – Тикаешь, что ли?

– Угу, – буркнул я. – Поищу работенку получше.

Вы читаете Идеалист
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату