– Что тебе сказать-то? – задумчиво произнес он. – Ничего нового я не скажу. Не будь говном, не трусь, не общайся со всякой сволочью, и будет у тебя все хорошо. Если ты достойный человек, то тебе везде будет хорошо... Человеком оставайся, в общем.
Я молча кивнул.
Х
Ревенко стоял на перроне в окружении трех дуболомов, тоже членов нашей бригады. Были они с Западной Украины – двое с Волынщины, третий откуда-то из-под Ивано-Франковска. Тоже служили в Белой Церкви, но ушли на дембель до моего появления. Размерами они были огромны, а рожами устрашающи. Таким на стройке самое место.
– Ты, Илюх, не смотри, шо они огромные, – уже изрядно пьяный, Ревенко хлопал меня по плечу и совал в руки бутылку водки, от которой время от времени причащался сам. – Мозгов у них як у динозавров, ге-ге- ге!
– Кстати, первые динозавры появились у нас, на Украине, – тоже треснув из горла теплой сивухи, припомнил я тезис из лекции профессора Пацюка.
– Ну, ничего ж себе! – криво заржал Ревенко. – А я ведь так и знал! Значит, так, бандеровцы. Будете теперь динозаврами!
Полудикие «бандеровцы» лишь смущенно похохатывали.
Проводница велела заходить в вагоны. Ревенко довольно быстро допил водку и до самой Москвы превратился в бесчувственный багаж. Бандеровцы тоже рассредоточились по своим полкам и дружно захрапели.
Мне же не спалось – волновался. Москва ведь действительно не просто город. Для десятков миллионов людей, живших на безграничном постсоветстком пространстве, Москва всегда являлась отдельным огромным миром, кого-то манящим, кого-то пугающим и отталкивающим, но для всех без исключения – великим и загадочным явлением, городом-сказкой, для некоторых – и мечтой. А мне-то, с детства наслушавшемуся рассказов матери, и подавно.
Поэтому мне и не спалось. Всю ночь я ворочался, непрестанно ходил в тамбур курить и дергал проводницу на предмет подварить чайку. Потом еще глубокой ночью по поезду пробежали поочередно украинские и российские таможенники. А как к утру въехали в Московскую область, стало и вовсе не до сна.
Покорители столицы стояли на перроне Киевского вокзала. Ревенко не мог передвигаться, после вчерашнего его мутило. Не проспался, видимо, и организм не успел за ночь пережечь алкоголь.
Меня всегда удивляло, как люди позволяют себе допиваться до положения риз, зная наверняка, что потом будет очень плохо? Что за удовольствие такое? Лично я могу выпить довольно много, но у меня никогда не случалось даже похмелья. Максимум, если особо перебрать, утром оставалась сухость в горле, которая без следа исчезала после литра какого-нибудь обыкновенного кефира. Ревенко же плющило и ломало пополам, лицо его имело серо-зеленый оттенок, и он сиплым шепотом умолял о пиве. Алкаш алкашом.
Динозавры боялись заблудиться и двигаться с места без Ревенко отказались наотрез. За пивом пришлось идти мне. Страха перед Москвой я не испытывал, поэтому без проблем нашел обменный пункт, разменял свои невеликие гривны на рубли, купил пива и даже спустился в метро с целью заодно уж купить и карточку на проезд.
– Мне пьять билетов до Бирулева, – бубнил в окошко какой-то потертый дядька, тоже явно сошедший с киевского поезда. Он стоял в очереди, подавленный гомоном и движухой, и прижимал к груди измызганную торбу.
Кассирша швырнула в лоток прямоугольный бумажный талончик с продольной полосой. Мужик в замешательстве повертел его в руках и растерялся.
– Здесь пять поездок! – стали объяснять со всех сторон.
– А до Бирулева-то хватит? – недоумевал мужичок.
– Хватит, не сомневайся, – просипел какой-то стоявший рядом здоровяк в кожаной куртке и плечом брезгливо отжал его от окошка.
По дороге наш организатор дохлебал пиво и ожил. Мы доехали на метро до станции Алтуфьево и подошли к автостоянке у ресторанчика «Макдоналдс». Ревенко указал на широкоплечего жлоба абсолютно гопарского фасона, в спортивном костюме и грязноватых белых кроссовках, габаритами вполне сопоставимого с нашими бандеровцами. Тот нервно топтался у замызганной полугрузовой «Газели», утробно матерясь и поминутно сплевывая сквозь зубы.
– А от и Кеша-экспедитор, – сообщил Игорь. – Товарыщ мой, шо нас сюда пригласил. Здорово, Кеша!
Он с распростертыми объятиями направился было к здоровяку, но вдруг получил затрещину.
– Ты де, бисова залупа, два часа шлялся? – заревел гопник. – Стою, чекаю, де треба. Я те шо, найнятый? Або я тебе таксыст?
– Ну, – мямлил Ревенко, – подзадержалысь мы трохы.
– Два часа, по-твоему, трохы? Та до Полтавы ж можно доихаты!
Игорь затруднялся с ответом. Глаза его бегали из стороны в сторону. Сообщать причину задержки он явно не желал.
– Он вечером что-то съел, – сказал я. – И, в общем, разболелся сейчас...
– Угу, – мрачно насупился Кеша. – За версту вон чую, шо вин там зъил. Сидайте у машину швыдко, а то Богданыч зараз нам усим яйця пооткручивает.
Он сел за руль, мы разместились в салоне. «Газель» взвыла, заскрипела, тяжко хрустнула коробкой передач и тронулась. Москвы я так и не увидел – очень скоро колымага пересекла Кольцевую автодорогу и устремилась куда-то в Подмосковье.
Рядом со мной благоухал невыносимым перегаром Ревенко. «Газель» притормозила на повороте, он вдруг тронул меня за руку и тихо сказал:
– Спасибо.
Я брезгливо отвернулся.
ХI
Подмосковный объект оказался строящимся жилым поселком, целиком обнесенным высоченным каменным забором. Поселок, очевидно, строился не для обычных дачников – в возводимых за забором постройках, помимо жилых домов, угадывалась развитая инфраструктура. Нас поставили на один из коттеджей. Был он огромным, в четыре полноценных этажа плюс мансарда размером со средних размеров ресторан, плюс три этажа под землю – спортзал с бассейном, кладовая и гараж на полдесятка автомобилей. На Украине он показался бы мне дворцом запредельной роскоши – таких я не видывал даже в суперэлитной киевской Конче-Заспе. Но здесь, в небольшом подмосковном поселке, возводимые вокруг постройки были приблизительно равноценными, потому дом казался до обыкновения скучным. Именем заказчика никто не интересовался, о названии фирмы-застройщика мы и понятия не имели, да и ни к чему нам это было. Меньше знаешь, крепче спишь.
Нас сразу же представили Богданычу – хрестоматийного фасона хохлу за сорок, обладателю хитрых глаз, наметившейся плеши, здоровенной красной морды и немалого пуза.
– Я буду вашим прорабом, – сказал Богданыч. – Хлопцы вы, я бачу, крепкие. За официальные договора даже не будемо базарить, их нет, не будет, та и не нужны они вам, толку от них никакого, пенсию в Украйне вам за это все равно не заплатят. Работы много, хватит надолго. Если будете хорошо робить, то будете и хорошо получать. За жратву и проживание будемо трохы вычитывать из зарплаты, еще за каждого из вас мы заносим в местную мусарню. А будете робить плохо или бухать в рабочее время – выкину за ворота на хер, и весь базар. По рукам?
Мы молча кивнули. Богданыч повел нас ознакамливаться с объектом и размещать по вагончикам.
– Як у таракана за пазухой жить будете, – балагурил он.
– Хороший мужик, – счастливо вздыхал Ревенко. – Говорил же я, шо чуйка у меня.
Бригада была немаленькая. Помимо нас на объекте трудились еще полтора десятка таджикских чернорабочих, выполнявших самые тяжелые и грязные работы. Жили они в соседнем вагончике, и мы с ними практически не общались. Во-первых, русским языком из них владел только их старшой, да и то через
