Трехэтажному коттеджу могли позавидовать обладатели дворцов на Рублевке. Сооружение из красного кирпича, мрамора и полированного гранита венчала черепичная крыша. По периметру второго этажа был балкон. По углам – флигеля. Все это было обнесено двухметровым металлическим забором, поверх которого натянута спираль «Бруно». Несколько видеокамер и хорошее освещение создавали впечатление неприступности.
Усмехнувшись, Дрон на первом перекрестке свернул в сторону центра. Вчитываясь в названия улиц, то и дело останавливаясь, чтобы свериться с планом города, объясняясь на блокпостах, ближе к полуночи, проехав на другой конец Грозного, остановился у развалин нужного ему дома. Погруженная в темноту улица, освещенная лишь звездами и неполной луной, встретила вялым лаем собак и шумом листвы росших во дворах деревьев.
Забрав «винторез», он выбрался из машины. Огляделся и подошел к покосившемуся, сделанному из кусков шифера, листов железа и досок от ящиков из-под снарядов забору. С трудом нашел калитку. Приподнявшись на цыпочки, заглянул во двор. Пахло кострищем. Вынув фонарь, осветил видимую часть дома. Взору предстали руины. Обвалившаяся внутрь крыша, пустые квадраты оконных проемов.
– Обманула! – с горечью усмехнулся он, собираясь уйти.
Неожиданно откуда-то из глубины двора в сторону калитки метнулась тень. Дрон отпрянул, одновременно вскинув ствол «винтореза». Огласивший окрестности лай перепуганной собачонки вызвал улыбку. Он с облегчением перевел дыхание.
– Тихо! Фу! – негромко проговорил он, одновременно увидев, как в небольшом строении, которое он в темноте принял за сарай, вспыхнуло желтоватым светом окно, а через мгновение раздался скрип петель и появилась узкая, едва видимая вертикальная полоска света.
– Кто там? – Испуганный женский голос дрожал. Он явно принадлежал не Ольге, а какой-то престарелой женщине, но тоже русской.
– Павловская Ольга Дмитриевна здесь живет? – спросил Дрон, почувствовав, как от волнения изменился голос.
– Нет здесь никакой Ольги! – крикнула бабка. – Уходи от греха подальше! Нет у меня ничего!
– Баба Настя! – громом среди ясного неба раздалось из-за спины старухи. – Это Василий! Я вам рассказывала!
Дверь распахнулась. Полоса тусклого света перечеркнула захламленный двор. В проеме появилась фигура медсестры, в платье.
– Жук! – окликнула женщина продолжающего потявкивать из темноты пса. – Свои! Иди на место!
Осторожно ступая, Ольга направилась в сторону Василия.
– Как вы меня нашли? – остановившись по другую сторону забора, растерянно спросила она.
– Вы же сами дали мне адрес! – напомнил Дрон.
– Да, но уже так поздно, – она поежилась. – Опасно.
– Просто другого времени нет, – честно ответил Дрон. – Впрочем, как и сейчас. А вы далеко забрались!
– Что я вас у калитки держу! – спохватилась Ольга и звякнула засовом.
– Этот заборчик можно запросто перемахнуть через верх, – заметил Василий, проходя во двор. – Зачем запираете?
– Не знаю, – она пожала плечами.
Они оказались в обыкновенном сарае с земляным полом, местами накрытым обломками фанеры. Посреди помещения с единственным окном, затянутым полиэтиленовой пленкой, было выложено нечто похожее на печь с железной, скорее всего водопроводной, трубой. Рядом, у стены, кровать с панцирной сеткой, заваленная тряпьем. Дальний угол был отгорожен простынями.
– А там я сплю, – смутилась Ольга, когда взгляд Дрона задержался на занавеске.
– А кто из русских сейчас лучше живет? – Подслеповато щурясь, сгорбленная старушка в старомодном зимнем пальто без воротника, шаркая ногами, прошла и села на табурет, приставленный к небольшому пластиковому столику. – Все, что бандиты не забрали, сгорело еще в первую войну вместе с дедом. – Бабка перекрестилась, повернувшись в сторону угла, где висела выгоревшая бумажная иконка. – Царствие ему небесное.
– Проходите, – шепнула Ольга, подтолкнув Дрона в спину.
– Да, – протянул он, оглядывая жилище медсестры. – Чем больше о вас узнаю, тем сильнее восхищаюсь.
– Чем? – удивилась она, присев на кровать.
Дрон опустился на грубо сколоченную скамейку, осторожно покачался на ней, испытывая на прочность, и положил «винторез» на колени.
– На работе белоснежный халат, такая опрятная... Хм, – он пожал плечами. – Трудно вам.
– Брату намного тяжелее, – она отвела взгляд в сторону. – Если, конечно, он живой.
На глаза навернулись слезы.
– Найдется ваш брат. – Дрон кашлянул в кулак, не зная, как успокоить женщину. Он почувствовал робость, чего с ним никогда не бывало, и необъяснимое чувство вины.
«Приперся в любовь играть, а у людей горе, – зло подумал он про себя. – Урод».
– Я дежурю через сутки, – Ольга всхлипнула. – На работе обхожу палаты с больными из далеких аулов и селений. Показываю фотографии. Спрашиваю, может, кто видел? Пока безрезультатно.
– Постоянно в морги бегает, – покачала головой бабка. – На рынках все уже ее знают.
– А туда зачем ходишь? – незаметно для себя перешел на «ты» ошарашенный Дрон.
– Люди в город с разных мест приезжают, – пожала она плечами. – Вдруг он просто в рабстве?
– Плен и рабство одно и то же, – вздохнул Василий. – У меня в машине сухие пайки есть. Давайте принесу?
– Нет! Что вы! – запротестовала Ольга. – Нам хватает. Баба Настя пенсию получает. Я работаю.
Дрон поднялся и посмотрел на часы. Было за полночь.
«Переночую в машине», – безрадостно подумал он и через силу улыбнулся:
– Ну, мне пора. Теперь знаю, где вас искать, если что.
– Как, вы уже уходите? – испуганно вскрикнула Ольга и, соскочив со своего места, заметалась по комнате. – Давайте чай поставим. У нас керогаз есть. Да и куда на ночь глядя?
– Спасибо за чай, – поблагодарил Василий. – Поздно уже. Можно, если, конечно, у вас есть где проехать, я машину загоню во двор и в ней переночую?
– Конечно! – воскликнула, как показалось Василию, радостно Ольга. – Пойдемте, я открою ворота!
Биберт, стиснув зубы, с исступлением крутил баранку, рвал рычаг переключения передач, вглядываясь воспаленными глазами вперед. Спина от долгой езды и тряски ныла, руки были словно чужими, а из-за рева мотора он, казалось, оглох. Иногда бандит ловил себя на мысли, что едет в абсолютной пустоте, по подвешенной невесть как каменистой, заросшей мелкими деревцами и кустарником дороге, выхватываемой светом фар.
Он давно оставил селение Дай, объехав его проселками, и уже поднимался вверх по ущелью. Страшно клонило в сон. Иногда он засыпал прямо с открытыми глазами, и тогда на фоне реального мира перед ним появлялся образ Ансалту. Биберт тряс головой, тер рукой лицо и даже пытался петь, но силы оставляли его.
Неожиданно за одним из поворотов, там, где начинался новый подъем, на дорогу выскочил человек и выстрелил вверх из автомата. Еще не понимая, что это, очередной бред или реальность, бандит дернул руль влево, пытаясь объехать его, и влетел в непролазную стену молодых деревьев. Забуксовав, машина заглохла.
Схватив автомат, Биберт попытался выскочить наружу, но дверца уперлась в ствол огромного граба. Встав во весь рост, он собрался выпрыгнуть из машины через верх, как услышал знакомый голос Азата:
– Стой, где стоишь, и брось оружие!
– Азат, это я, Биберт! – выдавил из себя бандит и рухнул обратно.
– Вот так встреча! – воскликнул кто-то.
