– Да, капитан.
Он отвернулся, думая, что так ему будет легче, однако слова все равно давались Хичкоку с трудом.
– Я хочу заявить: если непростые обстоятельства этого расследования побуждали меня… то есть если я, поддавшись порыву раздражения, вдруг усомнился в вас… в вашей честности или профессиональных качествах, мне очень… Мне очень.
– Благодарю вас, капитан. Я тоже сожалею о том, что не всегда вел себя надлежащим образом.
Это была крайняя черта, до которой мы могли дойти, не ставя друг друга в неловкое положение. Затем мы понимающе кивнули и в последний раз пожали друг другу руки. Так мы расстались с капитаном Хичкоком.
Когда я выходил из казармы, барабанщик заиграл побудку. Казармы оживали. Сонные кадеты вскакивали с подстилок, хватали форму и торопились одеться. В академии начинался новый день.
Миссис Маркис посчитала, что сигнал побудки касается и ее. Груз горя заставил ее забыть о сне. Несколько раз миссис Маркис хотели отвести домой, но она упрямо отказывалась и все кружила между казармами… Вскоре двоих кадетов третьего класса, возвращавшихся из караула, остановила женщина в серой монашеской сутане. Вымученно улыбаясь, она спросила их, не помогут ли они… «поднять ее детей». Кадеты опасливо покосились на нее и ответили, что начальство не любит, когда опаздывают. Женщина уверила их, что «там работы на несколько минут».
На самом деле эта работа требовала нескольких дней. А пока нужно было заниматься и другой работой. Работа стала лучшим ответом доктора Маркиса на свалившееся горе. Прежде чем написать прошение об отставке, он перевязал раны кадета четвертого класса По. Затем доктор проверил его пульс и объявил, что молодой человек потерял не больше крови, чем при обычной процедуре кровопускания.
– Возможно, это даже пошло ему на пользу, – добавил Маркис.
Сам доктор на удивление хорошо выглядел. Никогда еще я не видел его таким румяным. Только однажды его лицо побледнело – во дворе, когда он увидел жену. Они оба уклонились от встречи, однако в тот момент они как бы заново обрели друг друга. Их глаза встретились; они оба наклонили головы, будто соседи, давно живущие на одной улице. И я вдруг увидел проблеск будущего, которое их ожидало. Отнюдь не лучезарного будущего. О продолжении карьеры военного врача нечего было и мечтать. Учитывая прежние заслуги доктора Маркиса, он, скорее всего, избежит трибунала, однако пятно на репутации повлияет и на его гражданскую карьеру. Во всяком случае, в Нью-Йорке, куда так мечтала вернуться миссис Маркис. Доктор будет рад, если сумеет найти практику в каком-нибудь городишке на западной границе Иллинойса. Но Маркисы выдержат этот удар судьбы. И в присутствии других людей, и наедине они будут редко говорить о своих погибших детях (или вообще предпочтут хранить молчание). Они будут относиться друг к другу с подчеркнутым вниманием и терпеливо ждать, когда жизнь подведет итог их пребыванию в этом мире. Во всяком случае, мне так казалось.
По определили все в ту же палату Б-3, служившую пристанищем Лерою Фраю и Рендольфу Боллинджеру. В отличие от них, он попал сюда живым и собирался выйти на своих ногах. При иных обстоятельствах По не упустил бы шанса побеседовать с духами погибших и, быть может, даже написал бы стихотворение о переселении душ. Но в своем нынешнем состоянии он тут же уснул и проспал до самого вечера.
Я вернулся в гостиницу и тоже лег спать. Где-то часа через четыре меня разбудил посыльный Тайера.
– Полковник Тайер приглашает вас на беседу.
Мы встретились в артиллерийском парке. Вокруг замерли орудия, когда-то стрелявшие по крепостным стенам и по пехоте на полях сражений. Здесь было немало трофейных английских пушек. Надписи на стволах перечисляли сражения, в которых они участвовали. Я представил, какой поднялся бы грохот, если бы все они разом выстрелили. Но старые орудия молчали. На ветру бился приспущенный флаг – это был единственный звук, который слышали мы с Тайером.
– Вы прочли мой отчет? – спросил я его. Полковник кивнул.
– Вы хотите… у вас еще есть ко мне вопросы?
– Нет, мистер Лэндор.
Казалось, что у Тайера болит горло. Каждое слово давалось ему с трудом.
– У меня есть вопросы к себе. Как я мог столько лет находиться с человеком в приятельских отношениях, часто бывать у него дома, считаться в его семье чуть ли не своим… и даже не подозревать, какая беда довлеет над этой семьей?
– Они намеренно скрывали это от всех.
– Да. И очень умело скрывали.
Мы оба смотрели туда, где в дыму литейного завода Кембла скрывался Колд-Спринг. Наши глаза путешествовали к Вороньему Гнезду, Буйволиному холму и дальше – до самых Шавангункских гор. Все эти места серебристой нитью связывала река. Я заметил, что Гудзон почти замерз.
Нет больше ни Леи, ни Артемуса, – вновь заговорил Тайер.
– Да, полковник.
– Мы так и не узнаем, почему они это сделали. Мы даже не узнаем, что они сделали и где кончается одно преступление и начинается другое.
– Вы правы. Хотя у меня есть кое-какие соображения на этот счет.
Тайер чуть наклонил голову.
– Я вас внимательнейшим образом слушаю, мистер Лэндор.
Я начал не сразу, поскольку еще сам мысленно упорядочивал недавние события.
– Сердца у кадетов вырезал Артему с. Говорю об этом с уверенностью, поскольку собственными глазами видел, как мастерски он владеет ланцетом. Добавлю, он – прирожденный хирург и мог бы стать блестящим медиком, если бы избрал… Артемус очень любил сестру и был готов на все, только бы она
