моей матерью.
Она взяла мою руку, ее рука была очень холодной, как тряпка, смоченная водой и одеколоном, которую мой отец прикладывал мне в детстве ко лбу при головной боли.
Она крепко сжала мою руку, я начала дрожать.
— Она умерла быстро и ничего не поняла, без всякой боли. Она погибла в автокатастрофе, — сказала Роза.
Я кивнула головой.
— Она вела машину, было очень рано. Ей не следовало было бы быть там и не нужно было делать то, что она делала. Она была очень упрямой. Ее мужчина — жив. Она его простила. Он был с ней.
— Мужчина? Он не был с ней. Он был в доме.
— Он сидел рядом с нею, — сказала Роза. — Он — молод и красив. Он так грустит о ней. Вы должны поговорить с ним.
— Я его не знаю, — заметила я. — Она была одна. С ней не было никого.
Мне хотелось, чтобы она добралась наконец до правды.
— Он сбежал, — продолжала Роза. — Он так испугался. Он не должен был быть с ней. Он просто сбежал. — И гадалка крепко зажмурила глаза.
Я не поняла, что означает слово «не должен». Связано ли это понятие с грехом, как его определяет церковь? Мне не понравилось, что появился непрошеный гость и все проблемы, связанные с ним. Джулия сказала, говорила, что любовь не может быть грехом. Это не мог быть ее любовник. Может, Роза считала, что связь Джулии можно было считать грехом? Или что-то связанное с публичным осуждением? Явно это не был Тревор Блейк — молодой и красивый. Нет, явно не он!
— Как его зовут? — спросила я неохотно, потому что была уверена, что его не существовало.
— Счастливый Грех, — ответила Роза тихим голосом, как бы в забытьи.
— Ничего себе, — шепотом произнесла я.
Я почувствовала, что с ней случилось еще что-то, и мне не хотелось отвлекать ее. Но Счастливый Грех — это, конечно, никакое не имя. Может, она отвечала на не заданный мной вопрос: да, это был счастливый грех! В этот момент я начала думать, что Роза не так проста, если она может отвечать на вопросы, которые ей не задавали. Я ждала еще доказательств ее силы.
— Она хочет, чтобы вы знали, что она не испытывала страданий. Она всегда будет с вами. Она хочет, чтобы вы были добры к отцу. Она говорит, что он ни в чем не виноват. Она вас любит.
Значит, она все знала. Я получила упрек с того света. Мне необходимо помириться с отцом.
— Я действительно должна это сделать? — шепотом спросила я, ничего больше не объясняя, потому что Роза могла читать мои мысли.
— Да, но помните — не следует быть слишком любопытной. Не стоит копаться в чужих тайнах.
Одна весточка любви, два совета и упрек. Так похоже на Джулию. Я почувствовала себя нашкодившим ребенком.
— Скажите ей, что мне стыдно из-за… — начала было я.
— Ш-ш-ш, — сказала Роза. У нее опять были сложены, как для молитвы, руки. Роза глубоко вздохнула.
— Я вам не нужна, — сказала она медленно. Голос ее уже был обычным. — У вас есть дар. Только научитесь слышать.
У меня на секунду остановилось сердце. Значит она знала насчет внутреннего голоса. Мне показалось, что меня выкупали в теплом масле. Мне хотелось обнять Джулию. Слова Розы как бы принесли облака и туманы Джулии в эту комнату. Я закрыла глаза и увидела лицо Джулии — серьезное, неподвижное, даже без намека на улыбку. Мои руки были протянуты вперед, чтобы обнять ее. Я открыла глаза и увидела, что ее здесь нет. Я увидела Розу, и окно за нею, и стол с разными предметами, чтобы общаться с потусторонним миром. Не было ничего по очертаниям или цвету, что было бы похоже на Джулию, или хотя бы часть Джулии, или какой-то знак от Джулии: лепесток цветка, порхающее перышко. Я снова посмотрела на рисунки: милое изображение заката, казалось, звало меня, чтобы я оказалась там. Я жаждала очутиться в этом розово-голубом недосягаемом небе. Потом я посмотрела на Розу, заглянула в ее серые глаза и увидела, что в них нет коричневого оттенка, они совсем не похожи на глаза Джулии. Мне хотелось узнать о моей настоящей матери, об Элизе, но Роза сказала:
— Теперь о вас.
В этот момент я чувствовала себя неуверенно, мое будущее представлялось мне совсем неопределенным.
Роза пошарила за собой рукой и привычным жестом подала мне салфетку. Я вытерла нос несколько раз, она подала мне еще одну.
— Подождите, — сказала она. Она перемешала колоду длинных специальных гадальных карт с картинками. Я уже видела такие карты раньше. У меня была знакомая девушка, парикмахер, она раскладывала карты каждое утро. Ее колода почернела по краям, и стала потрепанной и осклизлой. Эти карты выглядели гораздо свежее. Роза попросила меня снять три раза.
— Разложите их слева направо.
Я увидела какие-то мрачные, неприятные картины. Услышала настойчивый неразборчивый шепот. Мне не хотелось рассматривать разные образы, потому что мне все время бросалась в глаза темная краснота скатерти, на которой были разложены карты.
— Как хорошо легли карты, — сказала Роза. Мне кажется, она это сказала, чтобы успокоить меня после пролитых слез.
Я уже устала от того, что было до этого. Карты были разложены в виде креста, люди у реки, и одна женщина в церкви, дети, играющие на солнце, собака, воющая на луну. Я уже была готова верить, что каждая картина была связана с моей жизнью, но их было так много, что они перекрывали друг друга. Вместо картин я смотрела в лицо Розы, потом на ее руки, и потом опять на розово-лиловый закат на стене. Я слышала, как она сказала, что мне необходимо помириться с отцом, он по-настоящему любил меня, что меня могут окружать враги и что мне не следует никому доверять, кроме себя самой. И когда мне уже все надоело, она сказала мне, что я встречусь с самой огромной любовью в своей жизни.
— Когда? — спросила я. Я докажу Сильви, подумала я.
— Скоро, — был ее ответ.
— Буду ли я счастлива? — спросила я.
Но мне показалось, что я хотела спросить совсем не это. Счастье было для невинных, простых, счастье — для толпы. Слова — «хорошо», «плохо», «нужно», «должны» не соответствовали свойственным им понятиям, отложившимся в моем мозгу. Хорошо, хорошо, плохо, плохо, грустно, весело. Я никогда не апеллировала ими, и меня окружало некое ничто с того самого времени, как я сняла рисунок Иисуса со стены. С тех пор как еще ребенком я проигрывала свою будущую жизнь на черных и белых квадратиках линолеума.
Теперь мне пришлось начать думать об обычных вещах — хорошо, плохо, грусть, счастье. Понятия представлялись мне в виде кубиков.
— Счастлива?.. — переспросила Роза и улыбнулась. Ясновидящая не дала мне ответа. Может, она была циником.
— Он богат?
Если я не смогу быть счастливой, то хотя бы, может, буду богатой. Мадам Амбелик, говорила, что лучше плакать в роллс-ройсе, чем в метро.
— Он не богат, и вы, наверное, не выйдете за него замуж, но он — часть вашей жизни. — Она перевернула карту. Я помню эту картинку: молодой человек с высоко поднятой головой, направляющийся к пропасти. Он не видит, куда он идет, он обязательно упадет туда.
— Глупец, — сказала Роза, — самая простая и сильная карта в великой Аркане.
Я не знала, что значит слово «Аркана».
— Что обозначает нуль под этой фигурой? спросила я.
— Ничего, — ответила Роза. Конечно, ничего. Ничего и все. Начало и конец всех вещей.
— Долго ли будет продолжаться наша связь? спросила я.
— Ничто никогда не приходит к концу, — был ответ Розы. Она собрала карты, перемешала и выложила
