Бен молча уставился на свой стакан.
— Как скажешь, — проговорил он, глядя на дно стакана.
— Думаю, тебе лучше перестать пить, — говорит Сэм.
— Невозможно перестать делать то, к чему ты привык.
— Это не так, — качает головой Сэм. — Я пробовал наркотики и завязал. Привык жить с Сашей и ушел. Воровал машины, перестал. Человек способен совершенствоваться.
— Ты так думаешь? — спрашивает Бен.
— У меня не было выбора. Жизнь может быть хорошей, но для этого ты должен сам постараться сделать ее такой.
— Я старше тебя, — говорит Бен, — и все это ерунда. Позволь мне сказать тебе, что ты не прав.
— Чепуха, — возражает Сэм.
— Разве ты сейчас счастливее, чем был в двадцать лет?
— Черт возьми, конечно. Когда мне было двадцать, я был в исправительной колонии.
— А теперь ты счастлив, подавая напитки? — спрашивает Бен.
— Это нечестно, — возражает Сэм. — Кто ты такой, чтобы судить? Когда могу и хочу, я работаю над книгой.
— И ты счастлив? — снова спрашивает Бен.
— Нет, мне еще много хочется, но я разумный взрослый человек, и не могу быть счастлив. Но я, по крайней мере, не сумасшедший.
— Она сумасшедшая, — говорит Бен.
— Она? — спрашивает Сэм, радуясь, что наконец начинается исповедь, к которой Бена подтолкнуло его сочувствие. — Да?
— Флоренс, — говорит Бен.
— Я понял, — отвечает Сэм.
— Я не могу этого объяснить. Она очень замкнута.
— Когда она стала такой? — допытывается Сэм тихим голосом.
— Она всегда была такой, — поясняет Бен. — Именно это мне в ней и нравилось.
— Если ты ее выбрал именно поэтому, — рассуждает Сэм, — то может быть, меняешься ты сам? Ты не думал об этом?
Бен озадачен.
— Нет, — говорит он.
— Жизнь — это постоянные изменения.
— Нет, — опять возражает Бен. — Лишь до определенного момента, потом все останавливается.
— Ты не прав, — возражает Сэм. — Может быть, тебе нужно чего-нибудь новенькое. Ты просто еще не осознал этого. Если ты изменишь свою точку зрения лишь слегка, то ты увидишь…
— Так случилось, что я люблю свое прошлое, — говорит Бен. — Оно было чудесным.
— Ты не можешь быть привязан к чему-то так долго. Если ты любишь кого-то, дай волю чувствам.
— Это глупейшая мысль, какую я когда-либо слышал. Что это значит?
— Если ваши с Флоренс отношения стали плохими, может быть, их прервать, вот что я имею в виду, — говорит Сэм.
Бен задумался.
— Может быть, тебе стоит встретиться с кем-нибудь, — предлагает Сэм, наливая себе пиво.
— С кем-нибудь, что это значит? Найти другую женщину, завести роман?
— Нет, просто встретиться с кем-нибудь, чтобы поговорить.
— С другой женщиной, чтобы потрепаться, но не спать?
Сэм становится нетерпеливым.
— Поговори с доктором.
— Но со мной все в порядке, — говорит Бен.
— Она тянет тебя назад.
— Но я никуда не стремлюсь.
— Возможно, стремился бы… — с видом знатока говорит Сэм.
— Найти жену получше и, как все, карабкаться вверх по лестнице. В этом для меня слишком много Калифорнии. Я оставил дом, чтобы избавиться от этого. Я не…
— Ты ведешь себя так, будто что-то ей должен, — перебивает его Сэм. — Это как долг чести, не так ли?
Он старается спровоцировать Бена. Если бы люди чувствовали меньшую ответственность за других и большую за себя! Каждую неделю Сэм посещает группу, где именно об этом и идет речь — о личной ответственности.
— Послушай, послушай, — говорит он, — я уверен, что она сумеет о себе позаботиться. Она существовала до того, как встретилась с тобой, и будет существовать и дальше. Когда с тобой расстанется.
— Не спорю, — соглашается Бен. — Я на двенадцать лет старше ее.
— Ты должен побеспокоиться о себе, — говорит Сэм. С тех пор, как они стали друзьями, ему ужасно хочется, чтобы Бен был похож на него, ну, хотя бы немного.
Флоренс снится сон. Семейный пикник на опушке леса. У матери светлые волосы, у отца — темные, это счастливая улыбающаяся пара, будто сошедшая с этикетки. Два маленьких мальчика в полосатых рубашках и шортах бегают вокруг расстеленной на траве клетчатой скатерти. Один из них открывает корзинку и начинает распаковывать сандвичи, завернутые в вощеную бумагу. Два динозавра выходят из леса, привлеченные запахом сандвичей. Они выше деревьев, больше домов. Быстро двигаясь на своих громадных лапах, они добираются до скатерти. Родители скрылись в лесу. Динозавры, покончив с сандвичами, съедают детей…
Она с криком проснулась, потянулась к Бену, но его рядом нет. Свет проникает в комнату через плотные шторы, и от этого комната кажется бело-голубой… У Флоренс в голове рождаются всевозможные вопросы, на которые у нее нет ответа.
Через несколько дней раздается звонок от Джекоба, в пять утра. Флоренс снимает трубку.
— Привет, дорогая! — слышит она. Рядом с ней вздрагивает Бен.
— Папа, — говорит она и садится по-турецки на кровати — старая привычка.
В это время отопление еще не работает, в комнате прохладно. Флоренс хочет перейти в кухню, к другому аппарату, но это означает попросить Бена подержать трубку, а потом ее повесить, — слишком много для спящего человека. Вместо этого она не говорит, а шепчет.
— Ты что, спишь? — спрашивает Джекоб.
— Нет, — отвечает она.
— Я могу позвонить позже, — предлагает Джекоб.
— Нет, нет, все в порядке, — лжет она. — Что-нибудь случилось? — Она вспоминает о каталогах в кладовке, которые лежат там несколько месяцев, а она клялась распространить их.
— Ничего, — говорит он. — Как ты? Как Бен?
— Может быть, ты все-таки позвонишь позже? — предлагает она. — Еще рано.
— О Господи! Я думал, что у вас сейчас вечер, перепутал время.
— Все в порядке, папа. Что ты хотел сказать?
— Мне просто хотелось поговорить с тобой. Звонила Сильви. Она хотела знать, как тебя найти.
Сильви?! Какое-то мгновение Флоренс не могла сообразить, о ком идет речь.
— Кто? — переспрашивает она.
— Сильви Амбелик. Дочь Сюзи, твоя подруга.
— Сильви… — произносит Флоренс.
Голос Джекоба доходил до нее волнами.
— Она переезжает в Нью-Йорк. Я дал ей твой номер.
— Лучше бы ты этого не делал, — говорит Флоренс.
